Вулканы не молчат - страница 9

— Мы все видели. Молодец!

— А что вы могли видеть? — я смотрел не на Спартака, а на улыбавшегося Якова Ивановича.

— Видели, как из конторы выскочил, — сказал, продолжая встряхивать мою руку, Спартак. — По-капитански. Последним.

Ответить на выпад Спартака я не успел. Часто и гулко закачалась под ногами земля. Где-то за Ключевской сопкой она раскололась и выпустила в небо косое пламя и мгновенно распухшее облако серовато-зеленого пепла. Уже в следующую минуту облако превратилось в гигантскую тучу.

Никто не знал в точности того, что произошло.

— Опять Безымянный? — спрашивали.

— Да, наверно.

— А может, Ключевская?

— Шут ее знает. Они теперь все под одной тучей.

Больше других суетился Литвинёв.

— А я самый момент щелкнул, — говорил он каждому, кто бросал на него хотя бы мимолетный взгляд. — Собрался Ключевскую на контражур поснимать, только навел, а тут и ахнуло!

Стоявший возле меня пожилой кадровик неприязненно проговорил:

— Нечему радоваться. Тучу-то прямо сюда гонит.

До сих пор туча искала лишь высоты. Достигнув апогея и разваливаясь, она стала заполнять собою все небо. Это было похоже на обвал в горах. Клубящиеся лавины быстро покатились в сторону горизонта.

Что-то сухо и резко просыпалось на железную крышу конторы.

— Во, уже пепел! — воскликнул Литвинёв.

— Какой пепел? Где ты увидел пепел? — набросился на него раздраженный кадровик.

— А что же по-вашему?.. — Литвинёв не обиделся. Он готов был переварить любую несправедливость, лишь бы это помогло ему осмыслить свершившееся на его глазах. Жертвенная покорность Литвинёва, а может, и предчувствие общей беды, смягчили Андрея Кондратовича.

— Песок это. Он тяжелый, потому раньше и упал. Беги, пока не засыпало.

Я вернулся в контору.

В кабинете быстро темнело. За окном густо валил пепел. Какое-то время я еще различал в нем слабое колыхание отдельных потоков, видел спешивших по улице людей. Все они были одинаково сгорбленными, будто каждый тащил на себе окаменевший обломок неба.

И прямо на моих глазах наступила ночь. Она упала перед окном, как нечаянно сорвавшийся занавес.

В глубине коридора хлопнула дверь. Выглянув из кабинета, стараясь быть решительным, я крикнул:

— Есть кто-нибудь?

— А кто спрашивает? — донеслось с противоположного конца конторы. В голосе пришельца угадывались нотки начальственной строгости. — Кто, говорю, спрашивает?..

Назвав себя, я хотел объяснить, почему задержался в конторе, но голос из темноты — он был теперь близко — перебил:

— Ну, ясно. Человек, короче сказать, неподозрительный. А я вот истопник. Сочнев. Эту кутерьму, значит, вместе переживать будем.

Все еще невидимый, он стал шарить по выключателям и, убедившись, что света в коридоре нет, отправился куда-то в тайник, где у него были припасены свечи.

— Электра теперь не жди, — сказал он, вернувшись с двумя крошечными огоньками. — Сам сейчас видел: на столбу как вроде пожар светился.

В кабинете Сочнев приклеил свечи к донышку пустой пепельницы, и я увидел его напудренное пеплом лицо. Собственно, он весь был обсыпан пеплом, как грузчик, таскавший мешки с цементом. Сочнев тоже оглядел себя, покачал головой:

— Ты смотри, что делается.

Полагая, что ему, как местному жителю, должно быть известно все, что касалось деятельности вулканов, я спросил, откуда это взялось?

— Да опять же, наверно, от Безымянного. В прошлом-то году он лопнул. Как раз в октябре было. А почему говорю «как раз» — снегу ждали. Привыкли, чтоб к ноябрю побелка. Вроде как в избе перед праздником. Ну так выхожу утром из конторы, дохнуть захотелось. Слышу, по лицу мурашки забегали. Так, думаю, посыпалось. А темновато было. Толком не пригляделся. Но все ж чувствую: снежок-то не радостный. Свежести нету. Душный. Подставил руку — не холодит и не тает. Так что ты думаешь?.. Перепугался.

Сочнев рассказывал обстоятельно и спокойно, будто теперешний страх был ничто по сравнению с пережитым в то октябрьское утро.

— Народ тогда вообще за чемоданы схватился. Дескать, живите тут, кому жизни не жалко, а мы, значит, снимаемся. Но у нас, слава богу, по этим делам ученые есть. Они, видишь ли, сами-то москвичи, а сидят в Ключах. Смотрют — такая паника, пошли по производствам, стали собирать людей, рассказывать: ничего, мол, страшного нету. Это, мол, Безымянная сопка пробудилась, а до нее сорок километров. Камень не долетит, а пепел — это ерунда. Он безвредный. Тогда оно, правда, не так сыпало, понемножку. Зато и растянуло. Почти на два месяца.