Введение в культуру критики - страница 11

и Карла Деглера (1991) «В поиске человеческой природы: Упадок и возрождение дарвинизма в американской социальной мысли».

Восхождение такой лишенной этнической идентичности элиты отнюдь не является неизбежным следствием модернизации или какой-либо еще известной мне силы. Подобные не-этнические управленческие элиты являются уникальной чертой европейских или произошедших от европейских обществ. Такие элиты не обнаруживаются больше нигде в мире, включая высокоразвитые нации, такие как Япония и Израиль, или неразвитые нации Африки и других частей света. Более того, исследуемые здесь культурные сдвиги также произошли в традиционно-католических странах, таких как Франция и Италия, где протестантизм не имеет никакого влияния. Франция в особенности была чрезвычайно открытой для не-европейской иммиграции и ее интеллектуальная жизнь была подвержена сильнейшему воздействию со стороны движений, обсуждаемых в КК. И наоборот, есть много примеров, где протестантизм мирно уживался с национализмом и этноцентризмом и даже рационализировал их.

Развитие теорий о том, почему Западные культуры представляют собой столь плодородную почву для теорий и движений, обсуждаемых в КК, является очень полезной областью исследований. Полезно взглянуть на то, каким образом европейцы в США воспринимали сами себя сто лет назад (6). Американцы европейского происхождения считали себя частью культурного и этнического наследия, простирающегося в прошлое ко времени основания страны. Англо-саксонское наследие Британских островов находилось в центре этой само-концепции, но и американцы немецкого и скандинавского происхождения также полагали себя частью этого этнического и культурного наследия. Они разделяли большую гордость за свои достижения. Они покорили обширную территорию и достигли значительного экономического прогресса. Они рассматривали себя как создателей цивилизации на строгом моральным основанием — страну фермеров и малых предпринимателей, развившуюся в мировую экономическую державу. Они верили, что их цивилизация была продуктом их собственной уникальной изобретательности и умений, и они верили, что она не выживет, если другим народам будет дозволено играть в ней слишком большую роль. Они воспринимали себя как носителей положительных личностных качеств, таких как храбрость перед лицом опасности, уверенность в своих силах, изобретательность и смекалка, оригинальность и честная игра — те самые добродетели, которые позволили им покорить дикий мир и превратить его в продвинутую цивилизацию.

Американцы конца 19-го века взглянули на мир и увидели, что их общество превосходит все остальные. Они видели себя и другие европейские общества пожинающими плоды политической и экономической свободы, в то время как остальной мир страдал как и во времена изначальные — деспотизм Азии, варварство и примитивизм Африки, и экономическая и политическая осталость России и Восточной Европы.

Они видели себя христианами и полагали христианство неотъемлемой частью социальной ткани и образа жизни своего общества. Христианство рассматривалось ими как основа морального фундамента общества, и угроза христианству воспринималась как угроза обществу в целом. Когда эти люди вспоминали свое прошлое, они видели «простой и безопасный мир разделяемых всеми ценностей и поведения» (Бендерский 2000, стр. 6) — мир культурной и этнической однородности. Они обладали сильным чувством семейной гордости и региональной идентификации: у них были глубокие корни в тех местах, где они родились и выросли. Они не думали о Соединенных Штатах как о марксистском аду борющихся социальных классов. Вместо этого, они полагали свою страну миром гармонии между социальными классами, в котором верхние слои общества, хотя и заработали свои позиции, но тем не менее имеют определенные обязательства перед низшими социальными классами.

Начало 20-го века было также наивысшей точкой дарвинизма в социальных науках. Мнение о существовании важных различий между расами — о том, что расы различаются в интеллекте и моральных качествах, было тогда наиболее широкораспространенным. Расы не просто отличались друг от друга, но, более того, они состязались между собой за господствующее положение. Как описывается во второй книге данной трилогии,