Введение в медиологию - страница 18

церемонии похорон (свертывание ритуальных событий). Наши кладбища становятся менее посещаемыми, купленные места на них брошены на произвол судьбы, эпитафии становятся все короче, погребальный декорум — все банальнее: все свидетельствует о diminutio capitis[29] для усопших, логическое уменьшение, когда «статуи не столько возводятся, сколько развенчиваются» (Мишель Вовель). Медиология современной смерти могла бы учесть потерю потустороннего мира (смерть уже не процесс перехода, но лишь мгновение), утрату надписей «здесь покоится» (колумбарий способствует улетучиванию того, что материализовывала могила) и обесценение умирания (отныне за него несет ответственность Министерство здравоохранения, и поэтому должное почитание мертвых превращается в простой юридический вопрос). Исчезновение могилы-ориентира в пространстве дезориентирует живых в их истории. К этому добавляются прочие факторы уменьшения чувства принадлежности, каковыми являются наши средства передвижения, что деритуализируют пространство; сюда же относятся наши аудиовизуальные средства, инвертирующие стародавний авторитет письменных «мы» (нематериальных и незримых реальностей, какими были Человечество, Родина, Партия и т. д.) по отношению к зримым и осязаемым «Я», тогда как подъем многочисленных эго свидетельствует об измельчании родословных. Чем меньше чувства общности, основанного на надгробных надписях, тем больше бахвальства.

Это весьма известные «ключевые слова», которые закрывают врата понимания. Они поддерживают условный рефлекс, занимающий место рефлексии (и головы). «Кто не знает, — говорил Эразм Роттердамский, — что перед тем, как учиться, необходимо разучиваться, и что разучиться сложнее, чем научиться?».

Разучиваться — долгий и дорогостоящий труд. Наш труд начинается со словаря. С самого начала необходимо тщательно отличать:

Медиум (понятие, имеющее отношение к устройству доставки, что, однако, неочевидно) от медиа ("сокращение от англо-латинского массмедиа, для «основных средств информации»). См. таблицу на с. 29-30.

Медиум от средства (в смысле «средство выражения» или «цель и средства»). Медиум — это больше чем вектор или канал. Язык, например, является матрицей смысла (когда греки перевели иудейские памятники на свой язык, они преобразовали само их содержание). Или же типография как медиум не распространяла какую-то предсуществующую национальную идею, но оформила ее появление.

Коммуникацию (кто что говорит, какими средствами и с какими последствиями?) от передачи (что происходит с тем, что вовлечено в оборот, как, с помощью чего и с какими изменениями?) См. таблицу на с. 29-30.

Культуру (в этнологическом смысле) от культуры (в смысле: Министерство культуры). Наши нравы и обычаи не исключают словесности и изящных искусств, но не сводятся к ним.

Технику (совокупность приобретенного как противоположность врожденному) от механики (сложный изготовленный объект). Технические устройства не являются ни телесными системами, ни механизмами. Так, письменность — не материальный объект, но, будучи формальной машиной, это, конечно, техника.

Эта наспех набросанная картина, где скромные технические модификации соревнуются друг с другом, превращаясь в более или менее ценные или обесценивающие измы (индивидуализм, ювенизм[30], номадизм, витализм, гедонизм и т. д.), занимает свое место и наделяется смыслом в определенной медиасфере; это родовой термин, обозначающий техносоциальную, наделенную собственным пространством и временем среду передачи и переноса. Видеосфера, ставшая преемницей графосферы, является в этом отношении хрупкой, боящейся смерти и утверждающей ненадежность: она, как не столь давно отмечал Ролан Барт, стремится заместить каменное воспоминание бумажной фотокарточкой, укореняющую и сакрализующую тяжесть детерриториализирующей и демифологизирующей легкостью. Этот семиолог — не без пессимизма — усматривал в торжестве фотографии отказ нашей культуры от памятников. Это слегка и сверх ожидания напоминает смерть смерти, которой, по существу, подпитывается всякая живая культура, через цикл метаболизма и подобно тому, как гумус подпитывается разлагающимися трупами. Если бы значащей смерти суждено было возродиться завтра в новой славе, то она наверняка сопровождалась бы намеренным возвращением к минералам, возвратом от пепла к камню, от урны к стеле, или от погребальной ниши к каменной плите, так как верно, что материальная основа меняется вместе с ценностями. Существует некая мораль материалов, и в наших практиках памяти ее больше, чем где бы то ни было.