ВВЕДЕНИЕ В ОБЪЕКТИВНЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ (ЧАСТЬ II) - страница 17

Только в местах силы на мгновение выпущенная мысль способна так быстро материализоваться. В какой-то миг, споря с гидом, я испугался, что мое возмущение не пройдет для меня даром, и вот теперь, когда мы отъехали от истоков всего километров пять, не больше, меня вдруг охватил жуткий озноб. Чтобы согреться, поверх свитера я надел теплую куртку, но озноб пробирал только сильнее. Я попросил Батрана закрыть окно и включить обогреватель салона – не помогало. Пришлось достать из рюкзака спальник, расстегнуть его, превратив в одеяло, и укутаться с ног до головы. Но невыносимый холод внутри меня не проходил. Было ощущение, что вся энергия, создающая тепло в теле, в мгновение куда-то улетучилась. Меня всего трясло, зубы стучали, воля уходила, и едва удавалось сдерживаться, чтобы не застонать. А серпантин все вился и вился… И ни одного поселка…

Тьма опустилась быстро. Батран включил фары. Я попросил его остановить машину, когда будет водопад – мучила жажда. Но водопада долго не было, и я достал из багажника драгоценную бутылку с водой Ганги, которой хотел угостить своих друзей в Москве. Отпивая воду из горлышка маленькими глотками и молитвенно прося Великую Гангу исцелить меня силой своей воды, я еще мог кое-как держаться.

Так прошел час, два, а может быть три, не знаю. Наконец, въехали на улицу между двумя рядами каких-то домов. Ни одного зажженного окошка, ни фонарика, темные силуэты людей и животных бродят и толпятся на площади, будто я вижу сон; только на торговых тележках и в лавочках продавцы жгут свечи. «В истоках Ганги стояли дома без людей, но тогда было светло, а теперь есть люди, но везде тьма… Все как-то символично», – ум снова пытался привязать увиденное к каким-то законам, но ему не хватало

энергии думать. «В этом городке тьмы я не хочу останавливаться», – опять я услышал свой голос как бы со стороны и тихо прохрипел:

– Поехали, Батран, дальше.

Но машина ползла, ползла и остановилась у отеля.

– У них повсюду вырубили свет, – сказал я. – Надо ехать дальше.

– Мне хозяин запретил ездить по горам в темноте.

– Поехали.

Батран долго выжидал, уставившись в темноту дороги, и давая мне возможности осознать, правильно ли я поступаю, но потом включил передачу. Мы снова понеслись над бездной.

К счастью, следующий поселок с освещенными улицами мы обнаружили, отъехав всего километров пятнадцать по серпантину. Там я остановился в первом попавшемся отеле с толпами тараканов в туалете. Батран остался ночевать в машине. Изнемогая, я добрался до кровати. В номере, как всегда, грязное белье. Но наволочку заменила натянутая на подушку запасная чистая футболка. Спальник подстелил под большое толстое одеяло, залез под него, сняв только куртку, и таким образом создал себе уют. Вдобавок на полу возле моего изголовья стояла целая батарея пакетов с соком и минеральной водой, которыми я успел запастись в лавке. Так можно было протянуть довольно долго, даже если бы пришлось остаться в отеле еще на несколько суток.

Я лежал, стараясь ни о чем не думать, но мысль упорно билась: «Холодно, как же холодно!» Чтобы согреться, постарался представить яркий-яркий свет, который создает миры, вообще все, в том числе и меня; глубоко дышал, проводя прану по энергетическим центрам тела. Не помогало.

Потом я устал дышать и тогда чувства неудержимо навалились на меня. Я вдруг осознал себя маленьким несчастным человеком, который вынужден так долго страдать и испытывать одиночество и все чего-то искать, в то время как другие люди, даже намного моложе меня, давно уже нашли себя и живут спокойной жизнью, имея спутниц и детей. Вся жизнь в эти минуты, казалось, пронеслась перед моими глазами: отношения с женщинами, с друзьями, родителями, ранняя смерть отца и матери и ее невыносимые страдания во время продолжительной болезни. И теперь я снова вспоминал парнишку-гида: «Может быть он хватался за единственную возможность заработать деньги, чтобы как-то помочь своей семье…», и старушку-нищенку на Мейн базаре, которая долго стояла у меня над душой, пока я ел суп за выносным столиком в забегаловке. «Я ведь ей тоже не подал милостыню за неимением мелких денег».