Введение в Священное Писание Ветхого Завета - страница 5

стр.

Что это были за люди? Их было много. Но сказать сколько и назвать по имени всех — невозможно. Здесь мы касаемся соотношения богодухновенности и подлинности Священного Писания как Слова Божия, с одной стороны, и человеческого творчества в его написании, с другой.

Богодухновенность и человеческое авторство. Так, например, в заглавии Пятикнижия прочно и незыблемо, как печать, стоит имя величайшего пророка и, как его называет Предание, боговидца Моисея. Но оказывается, авторство Моисея в отношении Пятикнижия или Исайи в отношении всех 66–ти глав книги пророка Исайи и многих других пророков не всегда можно и нужно понимать в современной, так сказать, технической смысле слова. Их имена стоят в заглавии книг Библии как знак истинности, подлинности содержания этих книг как Слова Божия, тогда как в действительности их богодухновенное содержание могло проделать долгий путь во времени сначала в устной форме, прежде чем было записано кем–то много лет и даже веков спустя. Важно, что в любом случае это было сделано не где–то в научной лаборатории «беспристрастными» учеными–исследователями, а в среде народа Божия, который жил этим Преданием, как священной памятью о своем Боге и источником этого Предания были действительно великие пророки.

Очень часто предание об одних и тех же священных событиях, будучи бережно хранимо в народе Божием, получало затем несколько различных письменных версий в зависимости от момента и места письменной фиксации. Каждое время ставило свои акценты, видело и излагало по–своему подчас одно и то же Предание. Так, мы имеем два рассказа о сотворении мира (в первой и второй главах Книги Бытия), написанных в разное время, но объединенных в единый свод— Пятикнижие, озаглавленное именем великого пророка, стоявшего у колыбели рождения народа Божия.

Так было, впрочем, и с Новым Заветом, где мы имеем не одно, не два, а целых четыре в чем–то схожих, а в чем–то различных Евангелия–свидетельства об одном Иисусе Христе.

«Христианский Символ Веры говорит как о предметах веры о Трех Ипостасях Св. Троицы и о Церкви; он не упоминает Писания как особого предмета веры. Вере иудейских книжников в букву текста Торы противостоят слова раскаявшегося книжника Павла: «Буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3, 6). Исламской вере в предсуществование Корана, т. е. Текста, противостоит христианская вера в предсуществование Иисуса Христа, т. е. Лица. Небезынтересно, что Сам Христос, по–видимому, ничего не писал, обращаясь к людям только с живым, изустным, звучащим словом, по отношению к коему записи Евангелистов в любом случае вторичны…» [1].

Единство Слова Божия и единство народа Божия. При всей множественности книг и писаний, вошедших в Библию (греч. слово βίβλια — множественное число от βιβλίον, то есть «Книги», точнее, «Книжки» [2]), и при всем многообразии человеческого творчества и авторства в написании библейских книг, источником вдохновения был всегда Один и Тот же инициатор диалога — верный Себе Единый Личный Бог. Его собеседником, партнером в Завете являлся, как мы выяснили, народ, призванный быть верным себе и своему призванию и во все времена составлять единое целое, адекватно воспринимающее Слово своего Бога. В этот единый, верный себе народ Божий включаем мы и праотцев Авраама, Исаака и Иакова и их ветхозаветное потомство — Израиль; и, наконец, Израиль Новый, собранный не по крови, а по вере: Иисуса Христа с Его 12–тью учениками и всю Церковь, в которую входим и мы.

Ветхозаветная, а затем христианская древность (в лице апостолов, святых отцов Церкви) понимала эту целость Слова Божия — то есть Слова Одной Личности — и как целость в человеческом смысле, как единство не только божественного авторства Библии, но и человеческого. Строго и богословски точно выражаясь, по человечеству автором Писания была Церковь (как в ветхозаветную, так и в новозаветную эпоху). И хотя в заглавии книг с древности надписывались имена великих пророков и Божиих людей — Моисея, Самуила, Исайи и других, — эти имена были как бы гарантией, печатью, свидетельствующей о церковности Писания, то есть того, что оно действительно выражает Слово, сказанное Богом и воспринятое не кем–то, а именно Его народом, Церковью.