Ввысь - страница 17

Я просто сидела и безучастно смотрела перед собой, пока отзвуки вечеринки не стали стихать. Наконец в класс заглянула адъютант.

— Э-э, тебе пора уходить.

Я не двинулась с места.

— Ты уверена, что не хочешь уйти?

Меня придется отсюда выволакивать. Я представила, как это будет, — очень героически и непокорно, но адъютант, похоже, не особо горела подобным желанием. Она выключила свет, и я осталась сидеть при красно-оранжевом аварийном освещении.

В конце концов я встала и подошла к столу у стены, где Железнобокая, возможно, случайно оставила тесты детей Первых граждан. Я пролистала стопку: на каждом листке стояло только имя, все места для ответов были пустыми.

Я взяла верхний, сданный первым. На нем значилось имя Йорген Уэйт, а дальше вопрос:

«1. Назовите четыре основных сражения, которые обеспечили Объединенным Пещерам Непокорных независимость в качестве первого крупного государства на Детрите».

Вопрос с подвохом, так как о стычке при Юникарне всегда забывали — она не была на слуху. Однако именно там новоиспеченная АОН впервые применила истребители второго поколения, тайно построенные в Вулканической. Я вернулась к своей парте, уселась и записала ответ.

Я отвечала на вопросы один за другим. Вопросы были хорошими, не просто перечисления дат или подробностей событий. Несколько математических заданий о боевых скоростях. Большинство касались намерений, мнений и личных предпочтений. Трудности возникли с двумя вопросами. Я пыталась решить, написать ли то, что требовалось, или то, что считала правильным.

Я оба раза выбрала второе. Да и кого это заботило? К концу теста снаружи послышались голоса.

Судя по разговору, уборщики.

Я вдруг почувствовала себя глупо. Неужели я буду кричать и вынуждать беднягу уборщика вытаскивать меня за волосы? Я потерпела поражение. Невозможно победить в каждом бою и не стыдно проиграть, когда тебя превзошли численно. Я перевернула тест, постучала по нему карандашом. Я по-прежнему сидела почти в темноте, корпя над вопросами при аварийном освещении.

Я начала рисовать на обороте теста W-образный корабль, и тут меня осенила безумная идея. Изначально АОН была не официальными военными силами, а всего лишь группой мечтателей, носившихся с безумной идеей: запустить Комплекс и построить корабли по сохранившимся в крушении чертежам.

Они построили собственные корабли.

Открылась дверь, впустив свет из коридора. Снаружи загремело ведро, двое уборщиков жаловались на что-то разлитое в помещении, где проходила вечеринка.

— Выйду через минуту, — сказала я, заканчивая набросок. Думая.

Размышляя. Мечтая.

— Девочка, ты почему до сих пор здесь? — спросил уборщик. — Не захотела повеселиться на вечеринке?

— Не было настроения праздновать.

— Не справилась с тестом? — хмыкнул он.

— Оказывается, это не важно. — Я посмотрела на него, но он стоял спиной к свету, просто силуэт в дверях. — Вы когда-нибудь… чувствовали, что вас заставили быть тем, кто вы есть?

— Нет. Но вполне могло случиться, что я сам себя заставил.

Я вздохнула. Мама, наверное, с ума сходит от беспокойства. Я подошла к стене, у которой адъютант оставил мой рюкзак.

— Почему тебе так хочется стать пилотом? — спросил уборщик. В его голосе мне почудилось нечто знакомое. — Это опасно. Многие погибают.

— За первые пять лет сбивают чуть меньше пятидесяти процентов, — ответила я. — Но погибают не все. Некоторые катапультируются. Другие разбиваются, но выживают.

— Да. Я знаю.

Я замерла и, нахмурившись, опять посмотрела на уборщика. Лица не видно, но на груди что-то блеснуло. Медали? Значок пилота? Прищурившись, я различила китель и брюки АОН.

Не уборщик. Уборщики по-прежнему перебрасывались шутками в коридоре.

Я выпрямилась. Мужчина медленно подошел к моему столу. В отблесках аварийного освещения я увидела, что он пожилой, за пятьдесят, с белоснежными усами и заметно хромает.

Он взял мой тест, пролистал его и наконец спросил:

— Так почему же? Почему для тебя это так важно? В тестах никогда не бывает самого главного вопроса. Почему ты хочешь стать пилотом?

«Чтобы проявить себя и восстановить честное имя отца». Такой ответ напрашивался в первую очередь, но что-то мешало его произнести. Порой это проскальзывало в словах отцах, поднималось из глубины души, часто заглушаемое мыслями о мести и искуплении.