Вы друг друга стоите - страница 22

– Спасибо! – чирикаю я. – И раз уж вы начали, не дадите мне номер кондитерской заодно? Знаю, что вначале я предлагала Друри-Лейн в Хэттерстоне, но, полагаю, вы выбрали какую-то другую? Верно? Не сомневаюсь, вам виднее. Так или иначе, их телефон мне тоже нужен, пожалуйста.

– И в чем же необходимость, моя дорогая? – голос Деборы так и сочится ядом. – Я уже обо всем позаботилась.

– И я вам благодарна. Вы отлично помогли! Просто отлично. Вложили столько времени и средств. Почему бы мне не облегчить вам задачу? Вы заслужили отдых, наслаждайтесь своими лучшими годами. Они так быстро проходят. Я просто внесу пару правок там и тут, а вы ни о чем не беспокойтесь, Деб.

– Но…

– Все, что вам нужно сделать, – прийти на свадьбу. Я хочу, чтобы вы хорошо провели время. А ведь если бегать и все организовывать, толком и не отдохнешь! – Если я повышу голос еще на пару октав, он превратится в свист.

– Не думаю, что Никки…

– Номер, Деб? – обрываю ее я. – Спасибо большое.

Никто никогда не смел сокращать ее имя до «Деб», и я от души воспользовалась незаслуженной привилегией, чуть ли не капая пеной на свою любимую толстовку.

Дебора злобно диктует номер кондитерской, и каждая отрывистая цифра – часть зашифрованного послания: «Если он не будет ванильным с шоколадом, тебе конец». Что наводит меня на мысль изменить украшение торта и вместо изысканных цветочных лепестков и фигурок жениха и невесты поставить другие: Николаса заменим на Человека-паука, куплю в магазине «Все за доллар», а меня будет изображать полуистаявшая свеча с пластиковыми глазами. Это увидят все, кого Дебора знает и любит. А когда Николас будет резать торт, пластиковый глаз выскочит и покатится по торту как предзнаменование. Я улыбнусь кроваво-красными губами и не отведу от него взгляда, пока он не возненавидит цвет шампанского и при виде меня у него не начнет кровь стынуть в жилах.

– Спаси-и-и-ибо! – весело щебечу я. – Деб, вы – лучшая!

– Надеюсь, Никки со всем согласен, – мрачно отзывается она.

– Даже не беспокойтесь. Нашим Никки я сама займусь. А вскоре и его новая теща будет с него пылинки сдувать. Это так мило, он на днях сказал мне, что после свадьбы будет называть ее «мамой»! Маме это о-о-очень понравится.

Из телефона высовывается призрачная рука и хватает меня за горло.

– Как славно, – скрипя зубами, выдает Дебора.

– Скажите, здорово! Мы едем к ней на День благодарения. И на Рождество. Семья важнее всего, вы же понимаете.

Дебора ошеломлена, но она профессионал. На следующих словах я тут же вспоминаю, что «Искусство быть сволочью» она освоила еще до моего рождения.

– Конечно, я согласна. Но на вашем месте изменила бы планы, потому что на День благодарения я собиралась выписать вам чек на оплату кейтеринга, а на Рождество запланирована очередная примерка платья, придет моя швея. Если тебя не будет, кто знает, что может случиться? Я бы чувствовала себя у алтаря просто чудовищно в платье, которое даже застегнуться до конца не может.

Мысленно я представляю, как главное украшение, усыпанные драгоценностями канделябры в приемном зале, растворяются в тумане. Заменю их на конфетти из фольги и пластиковыми голубями за десять центов. Все подумают, что элегантная миссис Роуз в этом ее «Луи Вюиттоне» и «Марке Джейкобсе» сама их выбрала, недоумевая, почему интерьер напоминает День святого Валентина в доме престарелых. Еще сплетни пустят, что она подала заявление о банкротстве.

Я выдавливаю смешок.

– Да, просто катастрофа! Повезло, что у меня длинная вуаль. – Последние несколько минут я настоящая паинька, поэтому не могу удержаться и добавляю: – Увидимся в воскресенье на ужине, Ди.

После это я отключаюсь, любуясь своими неровно обрезанными ногтями. Делаю еще поворот на стуле. В этот раз мина взрывается на поле Николаса.

Наступает воскресенье, и Николас не может поверить, что я не отказалась от своей обожаемой толстовки ради ужина с его родителями. Даже бормочет что-то себе под нос, и я прожигаю его взглядом. Я преданный фанат «Стилерз». Они моя любимая футбольная команда, и я за них умру.

Он все еще злится из-за магнолий. Миссис Роуз, рыдая в море промокших платочков, наябедничала на меня, и ему пришлось утешать ее, пообещав оставить гвоздики и отстоять честь семьи.