Вязание по пятницам - страница 11
Она уже ясно видела: он нацелен завоевать свое место в сердце Дакоты. И Джорджия не была уверена, что его попытки окажутся бесплодными. Всю свою жизнь она стремилась заменить Дакоте отца, и больше всего ей хотелось, чтобы ее дочь никогда не пожелала называться «мисс Джеймс».
Разве можно ее осуждать за это после всего случившегося?
Но она слишком плохо представляла себе детскую психологию — при появлении Джеймса Дакота пришла в полный восторг.
Джорджия надеялась, что привычка Дакоты отвечать «Я занята» распространится и на отношения с Джеймсом. И ее дочь будет так же уклоняться от общения с ним, как она делала это, когда пряталась от матери. Кроме того, она рассчитывала отвязаться от Джеймса, сославшись и на свою собственную занятость, и на загруженность Дакоты.
Но как бы не так.
Джеймс проявил не просто настойчивость, а откровенную назойливость. Он весьма агрессивно требовал разрешения и возможности видеться с дочерью. Он звонил им, подкарауливал у дверей магазина, приходил в ресторан Марти, куда Дакота забегала поесть после школы. Он преследовал ее всюду, куда бы она ни направлялась, танцевал вокруг нее на задних лапках и пытался привлечь ее внимание всеми доступными способами.
Первым побуждением Джорджии было броситься и дать ему пощечину, послать ко всем чертям и пригрозить полицией. В конце концов, она имела право пожаловаться на эти домогательства и сказать, будто он нарушает их покой. Когда Джеймс пришел к ее магазину, Джорджия вышла на пару минут, попросила его больше не появляться и тут же захлопнула дверь. Ей совершенно не хотелось, чтобы этот человек снова вторгался в ее жизнь.
Появление отца Дакоты повергло Джорджию в такое замешательство, что она прибежала в свою комнату и, закрывшись там, долго сидела в полной прострации и отчаянии, не представляя, как теперь вести себя и как избавиться от него наивернейшим способом.
Джорджия не доверяла ему и не слушала Аниту, пытавшуюся втолковать, что ей нечего бояться. Однако Джеймс как отец Дакоты располагал определенными законными правами и мог обратиться к адвокату. По совету Аниты она решилась поговорить с дочерью и подошла к этой чертовой вечно закрытой двери, находившейся по соседству с ее спальней, и постучалась.
В ответ последовала тишина. Джорджия постучала снова, попросив разрешения войти.
— Да? Что вам угодно? — раздался голос ее дочери, словно она не знала, кто стоит за дверью.
— Это твоя мама, — сухо отозвалась Джорджия, — мне надо поговорить с тобой.
Они и раньше говорили о Джеймсе. Таковы были условия договоренности Джорджии и ее любовника еще до рождения дочери — она не должна скрывать от нее правду об отце. Договоренность! Джорджия никогда не нарушала своих обещаний и не позволяла себе плохо говорить о Джеймсе, но как раз теперь, когда она видела, как страстно Дакота стремилась к общению с ним, ей пришлось пожалеть о своей порядочности и корректности.
И Анита тоже уже сожалела о том, что слишком настаивала на более терпимом отношении к Джеймсу. Ее беспокоила все возраставшая потребность Дакоты в новоиспеченном отце, ее интерес к нему и готовность познакомиться с ним еще ближе. Девочка никак не могла дождаться его появления.
И наконец он приехал.
О да, Дакота волновалась перед встречей с отцом, но все же она была привязана к матери и доверяла ей куда больше, что, впрочем, не помешало ей задавать вопросы, скрывавшие невольное подозрение насчет Джорджии: не намеренно ли она когда-то рассталась с Джеймсом, отняв у отца дочь.
— Ты наверняка сама заставила его уйти, да? — спросила ее однажды Дакота, пристально поглядев на мать.
Джорджия собралась с духом и, как заклинание, повторила про себя слова Аниты: не следует посвящать ребенка во все подробности ее отношений с Джеймсом и открывать истинную причину их разрыва. Дакота в таком возрасте все равно не сможет понять их, но наверняка затаит обиду на мать и станет считать ее виноватой в том, что выросла без отца.
Дакота мрачно выслушала в ответ какую-то легковесную ложь, придуманную Джорджией на ходу, и возразила:
— Может быть, ты его и не любила, но почему я должна страдать из-за этого? — Она подняла голову, оторвавшись от поваренной книги, в которой внимательно разглядывала иллюстрации.