Выбираю любовь - страница 7

По Аникеевой сходили с ума многие молодые дворяне, толпами ходившие за ней, дарившие цветы и делавшие дорогие подарки. Она уже выслушала несколько признаний в любви, довольно холодно отвергнутых, а корнет Алябьев и капитан Барбот де Марни, самые горячие из поклонников, даже стрелялись из-за нее за городом в Нееловской роще. Кажется, более других повезло местному пииту и адъюнкту только что основанного Императорского Казанского университета тридцатилетнему Григорию Городчанинову, однако и этот недолговременный роман окончился ничем.

Сценическая слава, дуэль, разговоры о ней в гостиных привели к тому, что Анастасия Аникеева сделалась весьма заметной городской достопримечательностью. Ее стали приглашать в дворянские дома и показывать заезжим гостям как местную знаменитость. У вас, дескать, в столицах Сандунова, Шевалье да Настенька Берилова, у нас своя Настенька есть, Аникеева, ничуть не хуже.

Однажды на рауте у губернского предводителя Вешнякова случился некий казус. Вернувшуюся из Петербурга в родные пенаты Александру Федоровну Каховскую, дочь бывшего вице-губернатора казанского наместничества, а ныне тайного советника и сенатора Федора Федоровича Желтухина, в пух разругавшуюся с мужем и уехавшую от него, решили «угостить» местной знаменитостью. И когда Настю подвели к Каховской, оказалось, что у них совершенно одинакового серебряного цвета тюлевые платья с атласной тальей. И даже жемчужные выкладки на одинаковых абрикосовых полосках платья соединялись одинаковыми же серебряными розетками. Более того, обе черноволосые и черноглазые, они походили друг на друга, как родные сестры. Однако Настя была младше своей «сестры» лет на десять. Иная бы дама, а уж тем паче сенаторская дочь, посчитала бы себя оскорбленной подобным сравнением с крепостной девкой, однако не такова была Александра Федоровна. Она весело рассмеялась и громко произнесла:

— Верно, мы обе шили свои платья у одного портного.

— Вряд ли, мадам, — ответила Настя и сделала привычный книксен. — Ваше платье много элегантнее.

Каховская подняла брови и взяла Настю под руку. Более они в этот вечер не расставались.

В ближайшую среду Александра Федоровна пришла в театр и заняла место в креслах. Давали «Росслава» Княжнина. Действие трагедии происходит в Швеции, где в неволе у тирана Христиерна, узурпировавшего власть в Швеции и Дании, томится русский воевода Росслав, знающий о местопребывании законного правителя Швеции, короля Густава, но не желающий сообщать об этом Христиерну, ибо предпочитает смерть предательству. Положение воеводы усугубляется еще и тем, что он влюблен в шведскую княжну Зафиру, которая тоже любит его всем сердцем. Но страстью к Зафире пылает и проклятый Христиерн. Зафира предлагает Росславу бежать с ней, но гордый росс, скрипя зубами, отказывается, ведь в неволе томятся и другие русские воины, он должен остаться и вместе с ними испить горькую чашу плена вместе.

— Тиранка слабых душ, любовь — раба героя, — заявляет он любимой княжне, и демонстративно отворачивается от нее, гремя цепями.

А вот Зафира так не думает. Как Насте удалось внушить залу, что любовь — вовсе не «тиранка» человеческих душ, а их благо, и что сие чувствование либо есть главное в жизни и ее смысл, либо это вовсе не любовь, осталось для Каховской загадкой. Похоже, такого не было и у Княжнина, и Настя самостоятельно привнесла свое понимание любви, что, несомненно, делало ей честь как актрисе. Публика дважды вызывала ее на «бис», и сцена была покрыта букетами цветов, предназначавшихся именно ей.

— А ты действительно настоящая актриса, — задумчиво сказала ей Александра Федоровна после спектакля. — Не все, конечно, ровно, и до Синявской тебе еще далеко, но талант у тебя большой. Ежели бы получиться, тогда цены бы тебе не было.

В тот же день Каховская имела разговор с Есиповым, давним своим приятелем и другом детства, к тому же служившим с ее братьями в Измайловском полку в то же время, когда она жила в Петербурге.

О чем был сей разговор? О дальнейшей судьбе Насти. Проникшись к ней симпатией и решив стать ее патронессой, Каховская без обиняков попросила Павла Петровича дать актрисе вольную.