Вымирание - страница 52

стр.

Она ужаснулась этим мыслям. И ещё больше ответу на последний вопрос, который родился в её мозгу слишком быстро, чтобы она успела от него отречься. Подавляя желание закричать от безысходности, пока не кончится воздух в лёгких, женщина прижала ладони к вискам и глубоко задышала.

— Таня? — услышала она голос Леонида. — Что с тобой?

Вместо ответа она поочерёдно нанесла себе две безжалостных пощёчины.

Сутурин подскочил к ней и схватил за запястья.

— Ты с ума сошла? Остановись!

— Всё, — только и смогла произнести она, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

— Что всё?

Она помотала головой.

— Так, иди сюда.

Мужчина помог ей перебраться со стула на кровать, и Татьяна прижалась к нему, изо всех сил сдерживая рыдания. Он нерешительно обнял за плечи и сказал:

— Не спеши хоронить нас. Мы ещё слишком мало знаем, чтобы отчаиваться. Прошло всего полдня.

— Прошло УЖЕ полдня.

— Рано опускать руки, — повторил он. — Рано.

Они посидели в тишине, и когда ком в горле перестал душить женщину, она спросила:

— У тебя вообще есть близкие?

— Где-то есть, — пожал плечами Леонид. — Только я их почти не знаю. Родителей и то едва помню. Мама умерла, когда я в первый класс пошёл. Слабое сердце. Отец после этого предпочёл оставить меня на попечение двоюродной сестры, а сам начал новую жизнь. Раньше я его осуждал, потом мне стало всё равно. Когда я достиг совершеннолетия, предпочёл выбраться из-под крыла опекунши и отправиться в свободный полёт.

— И стал учителем.

— Да.

— Почему?

— Если в твоём вопросе кроется ещё один: люблю ли я детей, то ответ будет короткий. Я их не люблю, но мне с ними интересно. Особое место в моей душе занимает самый первый класс, который я учил, а остальные уже такой отклик не вызывают. Для меня это просто работа, хотя, надо отдать должное, не обременительная.

— Ты не завёл собственную семью из-за неудачи родителей?

Он помолчал, прежде чем ответить:

— Просто так сложилось. Вернее, не сложилось. Никакой тайны нет, как нет и интересной истории.

— Жаль. Работа с людьми, а жизнь в одиночестве. Так ведь можно и…

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату нетвёрдой походкой зашёл Михаил. Направив пистолет на Татьяну и Леонида, он сказал:

— Дайте мне ключи от машины и не мешайте.

— Ты что, сдурел? — вскинул брови Сутурин.

— Куда ты поедешь? — в свою очередь спросила женщина ещё дрожащим от слёз голосом.

— Не твоё дело. Я не стану болтать с вами.

— За сыном он собирается, — вздохнул Леонид.

— Заткнись! — рявкнул Афанасьев и шагнул к кровати, направив оружие в лицо мужчины. — Заткнись, слышишь! Ни единого слова!

— Убери пистолет, Миша, — сказала Татьяна. — Нас и так мало, ссоры нам ни к чему.

— Я не хочу никого убивать, — ответил он. — Просто отдайте эти чёртовы ключи.

— А мы не хотим, чтобы ты погиб, — смотря парню в глаза поверх ствола пистолета, произнёс Сутурин.

— Я знаю, что тебя волнует на самом деле, — процедил Афанасьев. — Твоя поганая шкура. Поэтому ты и уговорил меня уехать, а не спасти Костю.

— Ты не понимаешь…

Татьяна положила руку на грудь Леонида, призывая его помолчать, и снова обратилась к Михаилу:

— Ты действительно веришь, что можешь помочь сыну?

— Да!

— Хорошо, — она встала с кровати и положила связку на стол. — Бери.

Сутурин в немом протесте покачал головой. Афанасьев протянул свободную руку, когда Татьяна спросила:

— Ты готов убить своего сына?

— Что ты несёшь, дура?! — выпалил он, направив пистолет на неё.

— Сегодня утром, — не шелохнувшись, продолжила она, — я зарезала своего мужа. Кухонным ножом.

Она заметила, как расширились глаза у Леонида; лицо Михаила не изменилось, но напирать он перестал.

— Мне пришлось сделать это, потому что он уже не был тем человеком, которого я знала. Он ВООБЩЕ не был человеком, и если бы я замешкалась, то валялась бы сейчас дома со сломанной шеей. Твой сын мог выжить, да. Мог и умереть вместе с другими. А мог стать одним из этих существ. В таком случае тебе ПРИДЁТСЯ его застрелить — или позволить убить себя. Если ты готов это сделать — бери ключи.

Умолкнув, Татьяна отошла в сторону.

Афанасьев посмотрел на связку, потом перевёл взгляд на женщину. Она не отводила глаз, как бы ей этого ни хотелось. Леонид продолжал сидеть на кровати, затаив дыхание.