Выпуск 1. Петербургские авторы конца тысячеления - страница 17

В стоячем безмолвном воздухе, еще одурманенном предутренним сном, раздался вдруг четкий сухой звук копыт. Хрустнул валежник. Ныряющим полетом, выболтав на лету длинную стрекотливую фразу, которую все равно никто не понял, перелетела с дерева на дерево сорока. Х-арн отпрянул от окна и спрятался за ствол большого дерева. Из леса, как и вчера, замерев на минуту и оглядев местность, вышел кентавр. Теперь Х-арн сумел его как следует разглядеть.

Кентавр был невысок крупом, примерно по грудь Х-арну, и, видимо, достаточно пожилой. Наверное, было время, когда он был сильным и красивым кентавром, серой в яблоках масти. Серое стало пыльной, местами вытертой, лысой шерстью, а яблоки, потеряв очертания, остались темными подпалинами. Хвост кентавра был в самом ужасном, жалком состоянии: запачкан, спутан, со свалявшейся шерстью и прижившимися в ней колючками. Как видно, кентавр давно перестал следить за собой, а может быть, перестали следить за ним. Торс его оказался совсем не таким, каким его ожидал увидеть Х-арн. Увидев вчера кентавра с дальнего расстояния, воображение Х-арна представило его крепким, рельефным, мускулистым, с формами, как у культуриста, с мышцами, исполняющими сложный танец при каждом повороте тела. Одна только битва кентавров, о которой он читал где-то в античных мифах, давала обильную пищу для воображения Х-арна. Какое прозаическое разочарование. Может, такие кентавры и водились в здешних местах, но этот не имел с ними ничего общего. Торс его также был покрыт редкой грязной шерстью и был вялым, дряблым, с какой-то нездоровой полнотой, как у человека, страдающего одышкой. Поразили Х-арна глубокие страдающие глаза, в которых светился живой, все понимающий ум, и глубокие морщины лица. Но волосы при этом были коротко подстрижены и торчали ежиком над узким, прорезанным двумя глубокими складками лбом. Тип лица показался Х-арну армянским, и кентавр очень напоминал Х-арну друга его юности, с которым они вместе учились в университете. Друг Х-арна был армянином, и звали его Сурен. Но этот кентавр был оболочкой Сурена. Сурен был самбистом, драчуном, любителем женщин. Сурен был энергическая струя, мощный бросок в жизнь. А кентавр… Что стало с бедным животным? Ах, эти красивые армянские глаза, печальные, умные, с длинными густыми ресХницами. И такие же, как у Сурена, вьющиеся усы и бородка колечками. Женщины любили Сурена. Мужчины не любили Сурена. Интересно, кто любит кентавра? Кто не любит кентавра?

Кентавр подошел к реке, подогнул передние ноги и, зачерпывая руками воду, напился. Пока он пил, взгляд Х-арна скользнул по животу кентавра, и Х-арн увидел, что тот — мерин. И Х-арн понял, откуда эта вялость, одутловатость, нездоровая полнота. Бедное кастрированное животное! Х-арн тихонько свистнул. Испуганный кентавр так стремительно метнулся в сторону, что ноги, не успевшие выпрямиться, зацепились одна за другую, и кентавр чуть не упал.

— Не бойся, — негромко сказал Х-арн, выходя из-за дерева.

Слегка покачиваясь и дрожа крупом, кентавр недоверчиво смотрел на незнакомого обнаженного человека.

— Тс-с, — сказал Х-арн, приложив палец к губам, и подошел к кентавру.

— Испугался? — Он дотронулся до горячего, дрожащего крупа. — Не бойся. Меня зовут Х-арн. Я оттуда. — И он указал пальцем на тот берег. — А иду туда, понятно? — И он указал на белевшую среди зеленых массивов, ведшую неуклонно вниз дорогу.

— Не бойся, я Х-арн.

— Я понял, — согласился кентавр. — Ты — Х-арн. Я понял.

— Да, правильно. Я — Х-арн. Я с того берега.

— Оттуда? — показал рукой кентавр на противоположный берег.

— Да, да. Именно. Оттуда. Ты правильно понял.

— Да, я понял. Ты — Х-арн, и ты — оттуда.

— Верно.

— Я — кентавр.

— Да, я знаю. Догадался.

— Я живу здесь.

— Понятно. Я провел ужасную ночь. Потом приплыл. Сам. Ночью плыл. И вот я здесь.

— Я понял. Ты переплыл реку? Сам.

— Да. А что мне оставалось делать? Он отнял у меня жену.

— Кто? — спросил кентавр и посмотрел на домик лодочника.

— Да, он. Он воспользовался грозой и похитил ее.

— Она и сейчас там?

— Там.

— Это она вчера купалась в реке?

— Конечно. Кто же еще.