Выпуской бал, или "Вашу руку, мадемуазель!" - страница 27

Граф проводил свою партнершу по танцам до девчоночьих комнат. В этом крыле общежития он ориентировался как дома, за что получил несколько шпилек от уже входящей во вкус скромницы. На прощанье Виолетта без смущения позволила поцеловать ей руку. На уроках граф делал это постоянно, она уже привыкла к его ироничному поклону: "До следующего танца, мадемуазель!" В этот раз он сказал: "До завтра".

Субботняя прогулка не обошлась без традиционных горячих каштанов, печеных прямо при них на уличной жаровне. Полина Маршан болтала без умолку и заразительно смеялась. Гиацинт с легкостью поддерживал ее веселье. Сестричка Поля совершенно не стеснялась говорить графу "ты" и вести себя как его давняя подружка. Хотя до сегодня их знакомство было весьма поверхностным, и мадемуазель Маршан не выпадало шанса… Но ведь сейчас он выпал! Не упускать же! Она пришла в такой восторг, когда Виола с легкой опаской сообщила, что с ними на прогулку в качестве охранника пойдет ее партнер по танцам. Боялась недовольства подружки. Полина сочла это такой прекрасной новостью, так резво прыгала по комнате, повизгивая, как голодный бурундук, что всерьез озадачила подругу.

Для входа в круг избранных танцоров — "лица школы", Полине чуть-чуть не хватало роста и стройности. Поэтому сколько угодно созерцать графа на занятиях она не могла. А тут — прогулка! В тесном кругу! По Новому мосту! Ну что сказать: неделя удалась!

Первое, что она выдала: "Зовите меня Поли, лучше на "ты". Гиацинт не возражал и позволил обеим спутницам то же самое. Но сразу согласилась только Поли.

Без приключений они перешли мост, вблизи полюбовались Нотр-Дамом, снаружи и внутри. Девочки настороженно поглядывали на бандитского вида нищих, с удобством расположившихся на паперти. Казалось, что ступени древнего собора для них — королевский трон, и каждый занимает место согласно тайной иерархии.

У ворот Люксембургского сада Гиацинт предложил спутницам говорить по-итальянски.

— Если мы вступаем во владения Медичи, это уместно! Мадемуазель Одората, не откажите в любезности дать нам урок. Я давно хотел сравнить сардинский говор и сицилийский диалект с неаполитанским. Я их почти не различаю!

— Мне тоже не помешает практика, — подзадорила подружка Виолетту: — Что скажешь?

— Коминчамо, — кивнула та. Дословно это означало "начинаем". А по смыслу: "Поехали!"

Они несколько часов гуляли по саду, отыскивая всё более живописные уголки с фонтанчиками, полускрытые густой зеленью, в надежде, что там нет целующихся студентов. Но найти совершенно уединенный уголок так и не удалось.

Виола очень веселилась, слушая экскурсию Гиацинта на совершенно "народном" итальянском, который граф, естественно, учил в порту, а не в библиотеках. Хотя, он кое-что читал из итальянской классики в оригинале, свободный лексикон у него далеко не светский. Зная это, он ещё и нарочно описывал архитектуру и статуи в простецкой манере неотесанного парня, уже пожившего в столице, всё знающего, который водит по достопримечательностям подружек из деревни. Поли покатывалась со смеху, в основном, выражая восхищение "деревенскими" фразочками, Виолетта глубокомысленно задавала вопросы, и ему приходилось на ходу описывать всё, что видит. На уроках светской речи их учили непринужденно поддерживать беседу на любую тему и с легкостью жонглировать мнениями и фактами. Но такого веселого урока, тем более на другом языке, они раньше не знали. Звучало это примерно так:

— Вот здеся, значится, кады мужика ейного пришили, Генриха за номером Четыре, так Мари (она-то ещё молодая, была, видная, в самом соку) сюды перебралася, в новый дворец, где ей вдоветь сподручнее, чем в Лувре — там-то всё на виду! Эти палаты хахаль ейный, Соломон, построил. Ни копейки не взял, из чистой симпатии. Шоб, значит, в аккурат, как во Флоренции, где она сызмальства коров пасла, покамест в королевы не вышла!

— Лопни мои глаза, а ведь похоже! — всплескивала руками Поли, давясь от смеха. — Ей-ей, чисто у нас, в деревне! Виолетта, скажи!

— Если раскинуть мозгами хорошенько… Примерно, как корова на собаку! — с полной серьезностью кивала Виола. — Только чёй-то здесь энта тетка каменная делает, ась?