Выпуской бал, или "Вашу руку, мадемуазель!" - страница 33

Виолу он хотел бы показать друзьям. Очень хотел. Чего боялся, так это взгляда со стороны. Вначале многим может показаться, что они не пара. Он сам так думает, глядя со стороны. Но надо знать Виолу чуть поглубже бронированной стены ресниц и вежливости, чтобы понять, какая она внутри.

Можно подумать, он всё знает! Уже немножко знает. Ее реакции граф совсем не боялся, а вот друзей… Не Амариллис, нет. Других. Пытаясь раскусить "орешек", они осыплют ее тысячей колкостей, насмешек, вызовов, а упрямая девчонка только закроется, не поддаваясь на провокации. С ней надо по-другому. Хитрее. Взяв на борт полный груз терпения, а не динамита. Ему и самому с ней нелегко, "малютка" кого хочешь доконает!

Вообще-то, Нат дрессировщик получше него, знает подход и к тихим, и к буйным, мог бы что-то толковое посоветовать. Но… Наталу вот только не хватает ещё одной сестрички! Хотя они отлично споются два на два. Своим молчаливым упрямством и скрытой силой, Виолетта ещё даст фору старшему брату! Куда против них Гиацинту с Амариллис тогда деваться? Ужас! Нет уж, знакомить можно только, когда он будет полностью уверен в Новенькой.

Смешно, он представляет, как бы они гуляли или разговаривали, да честно говоря, жили вместе! Во всяком случае, рядом, очень близко. На одном корабле…

Чепуха! Размечтался! Будь такое возможно!..

Сказать: "Всё бы отдал!" — легко. А с чем останешься, когда действительно отдашь?

Когда это "всё" и есть твое желание, — что отдавать? Задачка не решается. Другого "всё" для жертвы у него нет. Есть только ненужная жизнь во дворце, от которой невозможно избавиться как раз поэтому: никто не заберет. Никто, кто может дать взамен что-то получше. Как же он так влип, что жизнь рядом с самыми близкими, это жизнь в аду? Хуже: они — на разных берегах, на твердом, а он посередине в адской пропасти. И что решать? Остаться и сгореть? Кого это порадует? Бросить их и сбежать? Совсем не вариант. Что делать?

Нет, делать что-нибудь когда-нибудь придется. Новенькая здесь Виолетта, ей и входить в круг его прежней жизни, не наоборот. Он готов лечь мостом через пропасть, нет проблем. Но тогда она должна узнать всю правду. А кто она такая, чтобы знать? Пока всего лишь "мышка" из адской лаборатории. Созданная специально, чтоб его мучить. Зубастая, но… трудно быть честным с тем, кто сам упорно всё скрывает. Он раньше никогда так не хотел заслужить чье-то доверие. Боялся потерять — да, но не лез в душу к незнакомым. Сами открывались.

Разве что… Если с кем-то он так и воевал характер на характер, так это с морем. Он это помнит с первых лет жизни. Ступая по соленому прибою, опуская ладошку в волны, глядя на синий горизонт… Ты любишь этот простор, запах соли, шепот прибоя, не можешь жить без них, а эта здоровенная зверюга томно вздыхает, нежится на солнышке, не прочь, чтобы ей иногда почесали брюшко, но в основном, ей на тебя плевать. В лучшем случае, посмеется. Как ее приручить? Как понять, чего ей хочется? Что можно с ней позволить? Как ухитриться быть как можно ближе, но чтобы не сожрала?

Да, с морем он примерно так и находил общий язык. Но женщина — не море. Ее характер ещё хуже, а гнев ещё страшнее!

Хотелось бы посоветоваться. Надо бы. С морем он разбирался не один. Потом уже не один. А раньше всякое бывало. Вот между кем на самом деле соперничество! Вот, кто готов разорвать его пополам, лишь бы он целиком не достался другой стихии.

Любовь и Море.

При чем тут Амариллис?! Она здесь третья сторона, и даже не Театр. Семья! Близкая родственница, которая никогда не станет бывшей, пусть даже сама его возненавидит. Эта связь навсегда. Но есть шанс, что она умнее. В отличие от него, Амариллис не отказывается от того, что по-настоящему любит. Ни ради кого.

А он так не умеет. Когда-то мог отстаивать свою правду открыто, перед всеми, пока она касалась лично его. А потом выяснилось, что сила мужчины в том, чтобы бесконечно жертвовать и жертвовать собой ради других.

Сначала он так отдал долг родителям. Правда, не думал, что те, кто дают жизнь, дают взаймы — чтобы при случае отобрать. Он согласился, потому что думал, это всего полжизни, ерунда! Не знал тогда, что жизнь не очень-то делится… Ему тогда было девять, а прошло больше семи лет. Действительно, полжизни. Неужели ещё не всё?