Выпусти птицу! - страница 2
за Пиренеи несли через снег.
Свернуто в трубку запретное небо,
но только небом жив человек.
Не протрубили трубы господни
над катастрофою мировой –
в трубочку свернутые полотна
воют архангельскою трубой!..
Кто целовал твое поле, Россия,
пока не выступят
васильки?
Твои сорняки всемирно красивы,
хоть экспортируй их, сорняки.
С поезда выйдешь – как окликают!
По полю дрожь.
Поле пришпорено васильками,
как ни уходишь – все не уйдешь…
Вечером выйдешь – будто захварываешь,
во поле углические зрачки.
Ах, Марк Захарович, Марк Захарович,
все васильки, все васильки…
Не Иегова, не Иисусе,
ах, Марк Захарович, нарисуйте
непобедимо синий завет –
Небом Единым Жив Человек.
Петрарка
Не придумано истинней мига,
чем раскрытые наугад –
недочитанные, как книга, –
разметавшись, любовники спят.
«Не возвращайтесь к былым возлюбленным…»
* * *
Не возвращайтесь к былым возлюбленным.
Былых возлюбленных на свете нет.
Их дубликаты –
как домик убранный,
Где они жили немного лет.
Вас встретят лаем собачка белая,
и расположенные на холме
две рощи – правая,
а позже левая –
повторят лай про себя во мгле.
Два эха в рощах живут раздельные,
как будто в стереоколонках
двух.
Все, что ты сделаешь,
что я наделаю, –
они разносят по свету вслух.
А в доме эхо уронит чашку,
ложное эхо предложит чай,
ложное эхо оставит на ночь,
когда ей надо бы закричать:
«Не возвращайся ко мне, возлюбленный.
Мы были раньше. Меня здесь нет,
две изумительные изюминки
хоть и расправятся тебе в ответ…»
А завтра вечером, на поезд следуя,
вы в речку выбросите ключи.
И роща правая, и роща левая
вам вашим голосом прокричит:
«Не оставляйте своих возлюбленных!
Былых возлюбленных на свете нет…»
Но вы не выслушаете совет.
Выпусти птицу!
Что с тобой, крашеная, послушай?
Модная прима с прядью плакучей,
бросишь купюру –
выпустишь птицу.
Так что прыщами пошла продавщица.
Деньги на ветер, синь шебутная!
Как щебетала в клетке из тиса
та аметистовая
четвертная –
«Выпусти птицу!»
Ты оскорбляешь труд птицелова,
месячный заработок свой горький
и «Геометрию» Киселева,
ставшую рыночною оберткой.
Птица тебя не поймет и не вспомнит,
люд сматерится,
будет обед твой – булочка в полдник,
ты понимаешь? Выпусти птицу!
Птице пора за моря вероломные,
пусты лимонные филармонии,
Пусть не себя –
из неволи и сытости
выпусти, выпусти…
Не понимаю, но обожаю
бабскую выходку на базаре.
«Ты дефективная, что ли, деваха?
Дура – де-юре, чудо – де-факто!»
Как ты ждала ее, красотулю!
Вымыла и горнице половицы.
Ах, не латунную, а золотую!..
Не залетела. Выпусти птицу!
Мы третьи сутки с тобою в раздоре,
чтоб разрядиться,
выпусти сладкую пленницу горя,
выпусти птицу!
В руки синица – скучная сказка,
в небо синицу!
Дело отлова – доля мужская,
женская доля – выпустить птицу…
…Наманикюренная десница,
словно крыло самолетное снизу,
в огненных знаках
над рынком струится,
выпустив птицу.
Да и была ль она, вестница чу́дная?..
Вспыхнет на шляпе вместо гостинца,
пятнышко едкое и жемчужное –
память о птице.
У озера
Прибегала в мой быт холостой,
задувала свечу, как служанка.
Было бешено хорошо,
и задуматься было ужасно!..
Я проснусь и промолвлю: «Да здррра-
вствует бодрая температура!»
И на высохших после дождя
громких джинсах – налет перламутра.
Спрыгну в сад и окно притворю,
чтобы бритва тебе не жужжала.
Шнур протянется в спальню твою.
Дело близилось к сентябрю.
И задуматься было ужасно,
что свобода пуста, как труба,
что любовь – это самодержавье.
Моя шумная жизнь без тебя
не имеет уже содержанья.
Ощущение это прошло,
прошуршавши по саду ужами…
Несказаемо хорошо!
А задуматься – было ужасно.
Сон
Мы снова встретились. И нас
везла машина грузовая.
Влюбились мы – в который раз!
Но ты меня не узнавала.
Меня ты привела домой.
Любила и любовь давала.
Мы годы прожили с тобой.
Но ты меня не узнавала!
Старая фотография
Нигилисточка, моя прапракузиночка!
Ждут жандармы у крыльца
на вороных.
Только вздрагивал,
как белая кувшиночка,
гимназический стоячий воротник.
Страшно мне за эти лилии лесные,
и коса, такая спелая коса!
Не готова к революции Россия.
Дурочка, разуй глаза.
«Я – готова, отвечаешь, –
это – главное…»