Выродок - страница 10

И сестра Августа вдруг смутилась под очень спокойным и пристальным взглядом этого ребёнка. Хуже всего было, что она не могла сказать, верит ли она, что Франц Нойманн говорит то, что думает. Не издевается ли он над ней?

Бруно Вальтер стал запуганным и дёрганным. Ночами он стал плохо спать. Лицо его вытянулось, а под глазами залегли круги. Мальчик уже давно оставил задирать сверстников, но они всё равно старались держаться от него подальше.

Продолжение эта история получила в декабре. Перед Рождеством начальница приюта приказала провести генеральную уборку. Всё здание от подвала до чердака мыли и чистили. В обеденном зале устанавливали ёлку. Ожидался приезд особенно важных гостей - богатых попечителей.

И вот, в уголке, на верхнем этаже за старым шкафом были найдены пропавшие вещи Бруно Вальтера. Для дальнейшего использования вещи уже не годились. Они были тщательно разрезаны на мелкие-мелкие полоски. Особое удивление вызвала реакция самого Бруно на это событие. Когда у мальчика спросили, кто бы мог такое сделать, он молча стоял глядя в пол перед собой. В этом худом и бледном заморыше можно было найти только тень весёлого и бойкого крепыша, которым он был всего несколько месяцев назад.

- Ну что ты молчишь! - выходила из себя сестра Августа, которая больше всего на свете ненавидела всякие тайны, - ну не ты же сам это сделал!

И тут же к всеобщему удивлению, Бруно ответил, так же тупо глядя перед собой:

- Да, я сам это сделал.

- Но зачем?! - зашумели возмущённые сёстры-воспитательницы.

Бруно молчал.

На следующий день к Бруно пригласили доктора.

А ещё через день Бруно увезли, как сказали, в больницу. Среди воспитанников ходили упорные слухи, что отправился он ни в какую не в больницу, а прямиком в сумасшедший дом.

Поразило это всех, кроме Франца Нойманна.

Прозвище "Выродок" с осени прочно приклеилось к нему. Но обижали его уже меньше. Дети стали замечать, что со всеми, кто был с Францем жесток или просто несправедлив, начинали происходить неприятности. Не то что они были уж слишком большие, но нарываться никому не хотелось. И ведь никак нельзя было доказать, что к безобразным случаям причастен именно Франц. Или он, несмотря на его очень юный возраст, был дьявольски осторожен, или просто ему везло.

Сам Франц чувствовал себя бесконечно одиноким. Иногда он получал от этого даже какое-то мрачное удовольствие. Но чаще всего ему неудержимо хотелось получить одобрительный кивок сестры Паулы, улыбку сестры Августы, поучаствовать в общей игре. Но едва только он подходил к сверстникам, они тут же отбегали от него с криками: "Уходим! Тут опять этот выродок!" А ведь он мечтал только о справедливости. Он понимал, что не хуже их всех, почему же к нему так плохо относятся?

Да, он сумел отомстить за свои многочисленные унижения вредному Бруно Вальтеру. Но ведь не он начал эту войну первым! Бруно получил то, что заслужил.

========== Глава VI ==========

Второй раз он сбежал из приюта на следующий день после своего дня рождения, когда ему исполнилось шесть лет. Франц не знал об этом, потому что дней рождений в приюте не отмечали, но отмечали ежегодно день святого, именем которого были названы дети. Именинников всегда было много, поэтому такие дни никакого удовольствия Францу не доставляли.

В этот солнечный летний день он был предоставлен сам себе, так как с вечера у него был жар и небольшой кашель. Мальчика перевели в лазарет - маленькую комнатку, где не было ничего, кроме окна и четырёх кроватей. Все кровати в этот день пустовали. Франц выбрал ту, которая у окна, и стал смотреть в ясное весеннее небо.

Вскоре вошла сестра Паула и принесла ему большой кувшин имбирного лимонада - любимое всеми детьми лакомство, которое давали только больным. Но Франц закрыл глаза и сделал вид, что спит.

А едва сестра Паула вышла, он приоткрыл одну створку окна и выскользнул во двор. Лазарет был на первом этаже, но старое добротное здание приюта было довольно высоким. Франц ухнул вниз в заросли бузины и молодой крапивы и выскочил оттуда пулей.

Двое малышей лет четырёх, которые возились на крыльце с кошкой, проводили его удивлёнными взглядами, но взрослых звать не стали. А Франц уже выбежал за ворота и несся вверх по улице, знакомым путём, к кладбищу.