Вырванные страницы - страница 7

стр.

Светлеет вовсю, но само солнце и его всегда готовый холст-небосклон, нынче упрятаны в чулан из припухших синеватых туч, и ни луча не высвечивает, ни оттенка не проявляется по размякшей линии горизонта. Равномерно мертвенно, апофеоз монохромности, торжество столь милой богоборцам аскезы. Так и со мной здесь сплошь печаль, и говорят, что я еще не стар, однако и юность рядом не лежит. Позади, в терпеливо гибнущей темноте остается многое, столько, что я не в силах собрать. Где-то в прочих местах, тоже, однако, испещренных дугами широты и долготы, по возвращению дня засыпают цветы лотоса, за тонкими лепестками скрывая трепещущую сердцевину. Но не уверен, получится ли, вслед за следами Будды, спасти сокровенное от вносящего разлад и дающего отличия света. Пропетые незнакомые мотивы, помеченные расклады, сыгранные партии, сорванные одежды, выброшенные шансы, потерянные удачи, с кровью вырванные из сердца чувства — складываю. Мерзко на сухой язык отдает лукавым романтизмом нахлынувшая обреченность на память, избавляет же то, что моей потери, и даже потери меня, не заметит никто кроме.

И вот, погребен под пушистым, осязаемым туманом, с исключительной щедростью брошенным кругом. Отдавал, забываясь, веря, что без конца, без края, а мир оказался удивительно мал, да и сам я не избежал границ, очутился в пределах. Надо бы подниматься, спешить домой, к преданным вещам, изученным и понятным, наполненным углам, давно избранным среди подобий единицам. Близко от жилья, но опасно далек от покоя, я не решаюсь перевернуть собственной страницы, откладываю сущую надобность на срок. Что ожидает за поворотом, какая очередная бумажная коллизия оцарапает лихо заточенной кромкой листа? Банальней разве что взаправду умереть.

121

Посвящается городам, в которые нет возврата.

ПОСЛЕ

Сколько их бывало, этих пропаданий пространства, повисших, несомкнувшихся концов реальности, разлученных образами улетающего обратно сновидения, зависаний между тем, кем я хотел бы быть и тем, кем я стал. Утренняя, нерешенная смута грядущего и минувшего прочь, композиция пустоты и иллюзии ее отсутствия, натюрморт, никогда не обретающий своего живописца. Где-то здесь я, лишенный выбора не ощущать пробуждение, вынужденный выверенными и точными химическими чудесами небезобразной естественности идти на столкновение с тем миром, который меня уже исключил за ненадобностью. Короткая фразочка с выпотрошенным смыслом задержалась в уныло бодрящемся сознании, можно ее и вслух, покатать туда-сюда языком по стянутому нёбу, ощутить вкус разлагающихся остатков бывалого во вчера праздника, удавшейся попытки улизнуть из-под строго надзора безвольного одиночества. И не то чтобы нынче я на него роптал, но любой, самый дивный, увлекающий деталями и поражающий в общем, пейзаж, требует скорой, пусть незначительной смены. Змейка мысли вскоре сворачивается ловко в клубок и исчезает, как и все остальное. Она уступает блаженству заметить неприметную прежде деталь игр окружения с обстановкой, картину, порождающую в пустующей душе долгоиграющий образ дня. Гессенская дихотомия мыслителя и творца взывает переходить к ощущению, а не осмыслению. Днем, когда люди живут, приятней писать, нежели привыкать к чему бы то ни было.

Хотя бы к этому чужому городу, теряющемуся в прелести осени. Она здесь, пожалуй, слишком картинная, невыносимая, уже всеми воспетая в собственной завершенности и строгом совершенстве. Взбудораженные краски вечно юных фовистов дополняют и оттеняют отрешенные, смиренные пред материнской разрухой здания. Робеющий, тонкий, полупрозрачный туман стынет по разбросанным и тут, и там, скверам и паркам, облагораживает памятники поэтам. Еще нет холодов, но нетерпеливое отчаяние увядания неумолимо вырождается в сны без видений. Очарование предсказуемости позднего часа, когда, точно кем-то обеззараженные, пустеют улицы и слышишь свои шаги отчетливо, почти как чужие. Отвратительные тротуары, сбитые за долгие годы безразличия к ним и невинно, случайно горящие фонари. Что может здесь происходить? Постоянство и неуважение (на грани неподчинения) к прогрессу изречены девизом для незаметно живущих вокруг. Трагедия изменения их так мало касается.