Вышли в жизнь романтики - страница 16

Юля приподнялась, слушая письмо, охватила колени руками. Рыжеватые курчавые волосы ее рассыпались, темные горячие глаза полуприкрылись ресницами. Она подумала: могла бы Софья Александровна написать ей такое письмо, как Алена Ивановна Яде?

Между тем благодарный паренек успел уже вернуться и свалил возле печки целую охапку деревянных обрезков, кусков теса, фанеры.

Вслед за ним появились Руфа и бригадир землекопов Анатолий Тюфяков. Тюфяков — дюжий парень с широкими кистями рук. Рукава ватника для его рук коротки и узки. Светлые серые глаза, глубоко упрятанные подо лбом, редко улыбаются.

Сейчас Тюфяков держит за гриф гитару. В палатке знали: хотя он не обладает никакими музыкальными способностями, но записался в коллектив самодеятельности и не пропускает ни одной репетиции хора. Вот и сейчас они вместе с Руфой с репетиции.

— Гитару сюда! — весело командовала Руфа. — На гвоздик. Будь умницей, Толечка, я так устала… — Она сняла грязные туфли и протянула Тюфякову. — Ой, опять петля спустилась. — Она слегка обнажила колено. — Десять пар чулок привезла, а ходить не в чем.

Тюфяков покорно взял туфлю, щепочкой очистил от комков налипшей глины. Тут он что-то заметил на полу. Нагнулся, вытащил из груды обрезков гладко обструганную филенку, хмуро посмотрел на паренька:

— Где брал?

— Около рамы валялась.

— Неси назад.

— Отходы, вот еще дело! Что, отходами нельзя пользоваться?

— Сказано — неси, и все! — повелительно повторил Тюфяков.

Паренек обиженно шмыгнул носом, взял злополучную филенку, вышел.

— У плотников свистнул, — сказал Тюфяков.

— Это я его посылала, — призналась Ядя. — Топить было нечем.

— Значит, хороший материал губить?

— Ты уж слишком строгий, Толечка, — томно протянула Руфа. Отодвинувшись на койке, она освободила место для парня. — Иди сюда. Знаешь, я ночью сегодня совсем замерзла. Брр! Ляжешь в постель, как в лягушечье болото… Что, от этой дощечки строительство разорится?

— Не в том дело… — Тюфяков присел на край койки. — Хотите, я вам палатку утеплю? — Он преданно посмотрел на Руфу. — Все щели законопатим, обоями оклеим. Лампочка у вас какая? Эх, пятисотваттку достать бы! Я в стройбате когда служил, тоже на Севере, мы делали так: брали пятисотваттку, клали в ящик… зажженную… обкладывали песком. Комната так нагревалась, хоть в одних трусах сиди. — Он вздохнул. — Сегодня опять не выполнили.

— Нас тоже гоняли, гоняли, гоняли, — пожаловалась Руфа. — Какая-то шарашкина контора, а не стройка.

— Камней у вас на участке много, — сочувственно заметила Ядя.

— Так не в том дело, — отмахнулся Тюфяков. — Обыкновенная строительная работа. Есть ребята очень несознательные. Не могу ж я над каждым стоять. Пойду в контору — они бездельничают. Аккуратности никакой: «Лопатки, говорит, нет, работать не могу». — «А куда дел?» — «Вчера запрятал, а утром пришел — не найду». Порастеряли инструмента не знаю сколько. Только ломишки соберу — лопаток не хватает. Лопатки соберу — ломишек нет. В палатке беспорядок, грязь. Я в армии так не привык. Там было чисто, каждая вещь на своем месте. За пять минут можно встать, койку заправить. Нет, он лежит, курит, как генерал. И ведь культурные ребята есть, десять классов окончили.

— Например, Савич, да? — натянуто усмехнулся вошедший в палатку Игорь. Он слышал, что говорил Тюфяков.

— А хотя бы и так. Я это тебе в глаза скажу.

— Так. Очень принципиально. — Игорь взял табуретку, поставил возле койки Юли и сел, перекинув ногу на ногу. — Может, и прогульщиком еще назовешь?

— Игорек, да ты не волнуйся, — вкрадчиво начала Руфа. — Анатолий вовсе не собирается жаловаться на тебя. Правда, Анатолий?

Руфа с появлением Игоря стала еще разговорчивей:

— Мальчики, сегодня все идем в кино!

Она вскочила с койки, достала зеркальце, извлекла из сумочки коробку с пудрой и пуховку и стала наводить красоту. Она шутила, сыпала ласковыми словечками, задабривая обоих, но ни Тюфяков, ни Игорь на миролюбивый лад не настраивались.

— Почему, когда старые рабочие прогуливают, — раздраженно заговорил Игорь, — с них не спрашивают? А если комсомольцы-новоселы чуть что не так, так их сразу — «прогульщики, лодыри».