Высокое поле - страница 25

— Так Мартышкин тоже был кондитер?

— Экий ты, Пашка! Да не было раньше такого разделенья. Раньше настоящий повар все умел!

— Как ты?

— Ну… Пожалуй… — Евсеич приосанился и заложил руки за спину. На его небольшой лысине весело вспыхивали лунные блики, а лицо, стегнутое морщинами, было торжественным, одухотворенным.

Пашка любовался им и завидовал ему — его спокойствию, его уверенной поступи, какой он шел по жизни. И он тоже заложил руки за спину и больше не щелкал ботинком тяжелую, росную траву.

— Ну, а дальше чего с Мартышкиным приключилось?

— А дальше? Торт подали гостям. Опять, как раньше, веселый голубь взлетел у Мартышкина к самым сводам дворца, заворковал на люстре, хоть голубь и был обычный. Торт был — как сказка! И что интересно: как ни подсматривали за Мартышкиным всякие шпионы, а ничего не могли понять, что он делает с голубем, чтобы тот не безобразил. Самому царю это спать не давало. И он спросил Мартышкина: «Ты кормишь его?» — «Кормлю, как же не кормить?» — «Секрет?» — говорит Царь. «У вас свои секреты, у меня — свои», — ответил царю Мартышкин. Вызвал царь своих людей, спросил их, чем Мартышкин голубя кормит. А те отвечают, что не смогли заметить. Дает, говорят, чего-то из ладони часа за два, как в коробку посадить — и все. А Мартышкин уж в обратный путь собирается. В деревню. Тогда царь и говорит ему: «Выкладывай свой секрет! Моих поваров научи, а я тебе за это каменный дом построю». Что делать Мартышкину? Секрет рассказать — не большой труд, да и любо научить людей хорошему делу, а дом — не помеха в его теперешнем житье. Ну и согласился повар. Научил поваров других делать торт с голубем, а царю пришлось свое слово сдержать. И вот, Пашка, под Ленинградом есть станция Мартышкино, по Балтийской дороге. Это в честь повара названа. Там и дом тот самый, каменный, на самом берегу залива стоит. Вот так-то, брат… А завтра погодка будет славная! Народу приедет из Ленинграда! Весь наш товар расхватают.

— Да-а… — протянул Пашка, а сам все старался представить повара Мартышкина, и, выходило так, что он был похож на Евсеича.

Они вернулись в ресторан. Повара сидели на кухне и пили «поварской» чай перед тем, как зарядиться на всю ночь.

— Евсеич! Пашка! Давайте к нам!

Евсеич сразу подсел к ним, а Пашка без напоминаний пробежал в кондитерский цех, обмыл руки и опустил поднявшееся тесто. Потом и он пришел пить чай со своей табуреткой. Евсеич уже ввязался в спор о том, какие ножи раньше были лучше. Но за столом сидели тоже бывалые зубры, и поэтому Евсеичу пришлось попотеть. Однако компания, собравшаяся сюда из разных ресторанов и даже столовых, быстро сдружилась, и потом всю ночь они работали очень слаженно. Евсеича знали многие. Пошептали на ухо тем, кто не знал, зато ночью его несколько раз просили прийти то в холодный, то в мясной цех. Один раз он взял с собой Пашку и детально показал, как надо правильно делать киевскую котлету.

— Учись, Пашка! — кричал он весело и оглядывался на тех, что обычно окружали их в такие минуты. — Киевская — не хитрое блюдо, но надо уметь! Иной повар и ножку правильно возьмет и косточку оставит так, как нужно, и отобьет в меру, даже правильно масло с крутым желтком перетрет, а котлету свело. В чем дело, спрашиваю? Может, тройной льезон виноват или фритюр перегорел? — все это тут ни при чем! Тут, Пашка, все дело в одной маленькой жилке. Не удалишь ее — не будет правильной котлеты!

— Будет! — громко возразил кто-то.

Евсеич отыскал его.

Невысокий, сухой, с проклюнувшейся к утру черной щетиной на крепких скулах, он смотрел на Евсеича насмешливо, с лихорадочным блеском в бессонных глазах.

— Я тебе из одной куры четыре котлеты заверну, вместо двух по теории, и ни кот, ни кошка не узнают! А ты — жилка!

— Можно и из твоего носа завернуть, а толку-то что? — все равно будет сопливая! Ишь ты — не узнают! На простаков надеешься? Оставьте его, — попросил Евсеич, видя, что повара хотят вытолкать. — Обмануть человека, что обворовать — любому спецу нетрудно. Ты вот уважь его, и он тебя уважит!

— Как же! Уважит! — уже несмело возразил тот же повар.