Высокое поле - страница 39

— Во шальной! Во! — ворчал Леха, уже приноравливаясь, как бы удобнее вывалить корм из ведра и не запачкаться об заляпанную загородку, но тут терпенье поросенка кончилось, он завизжал так, что зазвенело в ушах, выломал рылом кол и вырвался из загородки. Он сбил бы Леху с ног, но тот изловчился и вывалил корм в корыто — пища хлюпнула в загородке.

— Пошел! — лягнул Леха поросенка, но тот и сам уже устремился назад, поняв свою ошибку. Тотчас все смолкло — ни визга, ни суеты — только чавканье да вздохи.

— Во чумной! — бубнил Леха. — И опоздал-то я всего на час, а уж на тебе — истерики.

Он потрогал ботинком оторванный кол и решил, что приколотит потом — сейчас не хотелось пачкаться. Дверь сарая он припер на всякий случай палкой и заторопился в клуб.

«О чем это хочет потолковать Сергей? — размышлял он на ходу и решил: — Наверно, место в городе пронюхал. Хорошо бы…»

И Леха представил, как он поедет в город, выучится там на кого-нибудь, а потом заявится в отпуск на мотоцикле. Обязательно на мотоцикле с двумя цилиндрами. Красота! Он прокатит на нем Надьку, он поедет с ней туда, куда она захочет… Поедут, казалось ему, по лесной дороге до самого дальнего поля, что раскинулось над озером. Далеко видны оттуда окрестности… Будут синеть дали в белесой дымке, нальются вечерней густотой дальние леса, запахнет росой, колосьями, а мотоцикл будет стоять в сторонке и тихонько пофыркивать, как живой…

— Ты куда это навострился? — вдруг окликнул его знакомый голос.

Леха поднял голову и увидел как раз напротив себя бабку Дарью. Целый день выплутала старуха по лесу и умудрилась даже в такой неурожайный год набрать корзину. Войдя в деревню, она остановилась посреди дороги, выставила напоказ грибы, а сама неторопливо перевязывала платок. Грибы стоят — смотрите, кому не лень! Смотрите, кто не умеет собирать. Завидуйте, особенно молодые! Хитрющая старуха сверху положила одни белые, под ними краснели шляпки подосиновиков, а ниже шла всякая всячина. Бабка Дарья не пришла бы и на закате, не набери она корзину. Явилась бы в темноте, чтобы не срамиться перед людьми. Все знали ее как заядлую грибницу, ведавшую такие места, которые показывали ей еще ее дед и бабка, и старуха помнила все эти наследные места, навещала их каждый год.

— Не в клуб ли, говорю, навострился?

— В клуб, куда же еще! — сердито ответил Леха, которому бабка сбила мечту о будущем.

— А поросенка-то накормил?

— Да накормил!

— А матка-та на ферме?

— Где же ей быть! — досадовал Леха, понимая, что будут еще вопросы и даже много, потому что старая хочет привлечь к себе внимание людей, недаром она говорит громче обычного:

— А дом-то закрыл?

— Да закрыл! Иди ты домой, иди!

— А ключ…

— Да без ключа закрыл, иди!

— Без ключа — это ладно, а ты поел ли?

— Да поел, поел! Ну? Чего тебе еще? — Леха махнул рукой и пошел в гору к клубу, но старуха еще громче окликнула:

— Погоди-ко! А лошадей-то отогнал в загон?

— А ты как думала? — оглянулся Леха на ходу.

— А чего ж я шла сейчас и не видала их?

Леха опешил:

— Как не видала?

— Да так, не видала, и все! Весь загон прошла, а их там не встретила, запоролись, поди, опять куда-нибудь. Смотри, дядька-то Семен даст тебе перцу!

«Опять!» Сердце Лехи заколотилось. Он слышал, как кровь надавила на виски и стучала там тугими короткими толчками. «Ушел и всех увел!»

Он уже ругал себя за то, что не стреножил Орлика, и был зол на него так, что, казалось, мог отхлестать его веревкой за его неблагодарность. Он посмотрел на клуб — там толпились уже девчонки и ребята, но он бросился со всех ног к лесной дороге. Досада на то, что он может опоздать на концерт, была так велика, что он едва не оставил мысль о лошадях и о потраве, которая может произойти в эту ночь, и даже о конюхе Семене, на которого постепенно переходила Лехина злоба. «Вот будет опять платить — так ему и надо: не будет напиваться при лошади!» Он уже был совершенно уверен в том, что Орлик увел лошадей потому, что почувствовал от конюха запах водки и понял: пастуха ночью не будет.

Леха остановился передохнуть у воротец загона. Расстегнул повольнее ворот рубахи, снял с жердины оставленную веревку, которой он должен был стреножить Орлика, обвязался ею вокруг пояса, чтобы не таскать в руках, и уже хотел идти, но вдруг насторожился: услышал песню. Она становилась все громче. «Солдаты!» — догадался Леха. Ему еще больше захотелось в клуб, и он убежал бы туда, конечно, не живи в его душе тревога за посевы, которую он вынянчил с детства.