Высокое поле - страница 66
Когда Леха выбрался из-под одеяла и встал с полу, спальня уже проснулась. Горел свет. Первое, что он увидел — желтое одеяло, которым его кто-то накрыл. Сейчас оно лежало на полу, а Иванов сжался в комок и с ненавистью смотрел на Леху.
— Чего насупился? Ты думаешь, это я? Ребята, кто тут сейчас был?
Свои все сидели на кроватях — Едаков, Савельев, Кислицын. Леха оглядел комнату и увидел, что все проснулись, кроме мокеевцев. Те сделали вид, что не слышат, и тем выдали себя. На Мокее было перевернутое одеяло — плохо накинул впопыхах.
— Это Мокей, гад! — громко сказал Леха.
Мокей сразу дернулся под своим одеялом, убрал голую ногу и проворчал, будто бы со сна:
— Ну какая тут макака нам спать не дает? Валище, дай-ка кое-кому.
— Колбасу уронили, — сказал Иванов, подымая с полу сверток и одеяло.
— Крысы приходили, а они тут по ночам шум устраивают! — дурачил ребят Валище и полез под подушку за папиросами.
— Конечно, крысы! — поддержал его Чеченец.
— Надо кошку завести, — сказал Мокей, почесываясь.
— Таких крыс мы и без кошки выведем! — сказал Леха смело, готовый на все.
— Чего, чего? — приподнялся Мокей.
— Сейчас увидишь, чего! — поднялся Кислицын во весь свой небольшой рост.
— Спать давайте! Утро вечера мудренее! — строго сказал Савельев. Он подошел к выключателю и погасил свет.
Однако ребята заснули лишь на рассвете.
15
Утро не предвещало никакой грозы.
Все поднялись, разбитые недосыпом, недовольные, но тихие. Разговаривали негромко и толковали о пустяках, словно ночью и не было никакого происшествия. Простыни и одеяла, когда курсанты заправляли кровати, шелестели тихо, как травы перед грозой.
До занятий оставалось еще больше получаса. Все позавтракали и занимались, кто чем мог и хотел, — в основном готовились к лекциям. Курящие дымили в коридоре, как молчаливые индюки — друг перед другом, а многие просто слонялись по коридору или по комнате, выглядывали в окна на вздрагивающие под ветром лужи. Осень была уже настоящая, но Леха знал, что еще может долго продержаться бабье лето.
В комнату заглянул воспитатель, танкист. Посмотрел на убранные койки, поздоровался и ушел своим подчеркнутым, почти строевым шагом. Нравился Лехе этот шаг…
Он задумался около двери, глядя, как Кислицын копается в своей тумбочке, листает общую тетрадь и снова наклоняется, чтобы заглянуть на нижнюю полку. Мимо Лехи проходили ребята, разворачиваясь вполоборота, чтобы не задеть задумавшегося человека. Но вот кто-то его толкнул плечом. Леха глянул — Валище. За ним прошел и сам Мокей. Леха не посмотрел на него, но сразу почувствовал запах табака от его свитера.
— Дай закурить! — резко двинул он Леху локтем.
«Специально, гад, чтобы зацепить!» — подумал Леха.
— Не курю и тебе не советую.
— Да ну! — с улыбочкой раскинул тот руки и приблизил лицо к Лехе, нарочно касаясь волосами Лехиного лба.
Ребята сразу что-то почувствовали. Кислицын захлопнул тумбочку. Поближе подошел Савельев и стал рассматривать картину Саврасова «Грачи прилетели», висевшую на стене. В двери, почувствовав недоброе, сунулся Едаков. Зашевелилась и мокеевская сторона.
— Не нукай — не поеду! — отрезал Леха как можно жестче, понимая, что он не должен отступать.
Мокею нравилось, по-видимому, начало, и он воскликнул, схватившись за голову:
— Братцы! Куда я попал? Это что — курсы трактористов или курсы рукоделия для девочек? А? Не слышу… — И он подставил ухо к самым Лехиным губам.
— Сейчас услышишь! — Леха оттолкнул его рукой в плечо.
Мокей сам еще сильнее откинулся назад и коварным ударом труса — ногой в живот — откинул Леху. Тут же он призывно свистнул, должно быть не надеясь на себя.
Валище кинулся из коридора в комнату, но в дверях его встретил Едаков, сгреб в охапку и придавил к двери.
— Не вертись, не вертись! Раздавлю! — угрожающе предупредил Едаков. — Руки из карманов!
— А ну, пусти!
— А я говорю: не вертись! — уже прорычал Едаков и вырвал у того из руки кастет.
— Разоружай подонков! — крикнул Кислицын.
— Разоружай! — неожиданно для всех вдруг крикнул Иванов, на которого ни Леха, ни его приятели и не рассчитывали.
— Разоружай! — поддержали и другие.