Высокое поле - страница 73

— Да. Верно… А на том, отдаленном поле, наверно, уж весь снег согнало.

— Ах, это там, в лесу, над озером? — спросил дядька, махнув рукой в сторону своей деревни, и сам себе ответил: — Там — конечно, там всегда раньше тает: затишье, открыто со стороны озера, считай — с юга, да и высоко лежит оно, поле-то. Высокое, как холмом вздуло. Верно?

— Высокое поле, — согласился Леха и подумал: «Скоро с него начинать… Смогу ли?»

Давно не было у бабки Дарьи такой важной работы — разбудить внука в такую рань, да еще в самый первый день работы на тракторе. В это утро волновалась даже она и, должно быть, поэтому встала немножко раньше своего часу — в половине пятого. Ее мучило сомненье: встанет ли Леха так рано, не накричит ли на нее, как бывало раньше, когда будила в школу. Однако лишь стоило ей дотронутся до теплого плеча внука, как он вздрогнул, словно пробитый током, и сел, отдуваясь, на постели.

— Пора, что ли? Не проспал?

— Половина шестого, как говорил. Баушка не проспит, у баушки тоже забота есть.

Светало по-весеннему рано. Солнце уже выплывало из-за леса и золотило крыши, но сладкий час людского утреннего сна угадывался по чуткой тишине улицы да по первозданному, ничем не омраченному пенью жаворонков, остановившихся над полем, что начиналось сразу за огородами.

Трактор стоял во дворе.

Леха подошел, глянул на него исподлобья, словно хотел узнать настроение машины, потом открыл запотевшую от росы дверцу, бросил на сиденье завтрак и подошел к мотору. Глянул спереди.

Огромная, многотонная масса холодного металла стояла неподвижно, плотно, притянутая к земле страшной силой собственного веса, и казалась несокрушимой в своем мрачном безмолвии. Угрюмо, запотевшими бельмами фар смотрела на него машина.

— Стой, стой… — молвил Леха почти так же, как когда-то лошадям. — Сейчас поедем.

Пускач взревел с одного рывка, и тотчас исчезла тишина, смыло жаворонковую канитель. Но вот пускач осекся, заглох — и остался лишь ровный рокот двигателя, работавшего на малых оборотах.

— Обедать-то приедешь? — прокричала мать с крыльца, торопясь на ферму и на ходу накидывая легкий полушалок.

— Какой тут обед!

Леха сидел в кабине, уже забыв все. Глаза внимательно окинули щиток приборов — все показатели в норме. Мотор работал четко. Позади уже были прицеплены четырехкорпусной плуг и перевернутые бороны. Мотор прогрелся — можно ехать!

Леха выжал сцепленье, врубил скорость, и еще не успел до конца отпустить ручку сцепленья, как стальная махина дернулась, задрожала от прибавленного газа и рванулась со двора, откидывая назад вырубленные гусеницами куски чуть зазеленевшего дёрна.

— Но, милый! — закричал Леха что есть силы, зная, что его никто не услышит. — Н-но! — и работал рычагами управления.

Леха крикнул на трактор, как на лошадь, да ему и в самом деле трактор казался живым существом, в железные кости и жилы которого человеческий разум вдохнул жизнь.

Недаром это поле прозвали в деревне Высоким, оно раньше других очистилось от снега и сейчас лежало, выставив к солнцу свою приподнятую середину, уже просохшее от распутицевой хляби, но в меру влажное, отдохнувшее за зиму, готовое отдавать себя людям.

Леха быстро прикинул, с какого края лучше начать, посмотрел, между прочим, как разбросан навоз, и приступил. Плуг врезался в землю и повел за собой четыре черные полосы. Они лоснились на срезе пластов и розовели на солнце, освещавшем это высокое поле от дороги, что вела на станцию и до крутого берега озера. Солнце золотило и березы, на которых тогда, в феврале, сидели тетерева, и заливало синие дали на противоположном берегу широкого озера, хорошо видные отсюда.

— Лиха беда начало! Давай, давай, милый, не подведи! — подбадривал Леха трактор, а сам понемногу все регулировал на ходу плуг, пока, наконец, не убедился, что глубина нормальная, а бороны идут за плугами ровно.

Перед обедом приехали на машине директор совхоза, управляющий и агроном. Посмотрели, как пашет Леха, замеряли глубину, подождали, когда он подъедет к ним.

— Ну, как машина? — спросил директор.

— Ничего, работать можно.

Леха стоял перед ними в новом синем комбинезоне, который сшила ему мать.