Высшая милость - страница 5
— Отец не разрешит.
— Мне нужно его разрешение?
Она улыбнулась.
— Ты взял его рыбу.
Он посмотрел на неё с изумлением.
— Ты дочь Слайта?
Она кивнула.
Тоби засмеялся.
— Боже мой! Твоя мать, должно быть, ангел!
Она засмеялась. Марта Слайт была толстой, мстительной и раздражительной.
— Нет.
— Как тебя зовут?
Она взглянула на него, внезапно расстроившись. Она ненавидела своё имя и не хотела, чтобы он узнал его. Она предположила, что из-за ужасного имени он не станет думать о ней. При этой мысли она вдруг поняла, что ей никогда не разрешат встретиться с ним снова. Её имя никогда не будет волновать Тоби.
Он снова спросил:
— Скажешь мне?
Она пожала плечами.
— Это не имеет значения.
— Имеет! — воскликнул Тоби. — Больше чем небо, чем звезды, чем небеса, больше чем мой ужин сегодня! Скажи мне!
Она засмеялась над его смешным кипением.
— Но ты же не хочешь знать моё имя.
— Хочу. Иначе мне просто придётся придумать для тебя имя.
Она улыбнулась и посмотрела на речку. Она смутилась. Возможно имя, которое он придумает, будет ещё хуже, чем её настоящее. Не глядя на него, сказала:
— Меня зовут Доркас.
Она ждала, что он засмеется, но было тихо, поэтому она повернулась и вызывающе на него посмотрела.
— Доркас Слайт.
Он медленно покачал головой, серьёзно глядя на неё.
— Я думаю, мы должны найти тебе новое имя.
Она так и думала, что он возненавидит её имя.
Тоби улыбнулся, затем наклонился над корзиной для тростника. Взял розовый цветок смолёвки и медленно начал вращать его перед глазами. Посмотрел на неё.
— Я буду звать тебя Смолевкой.
Ей сразу же понравилось, как будто она всю жизнь ждала момента, когда ей скажут, кто же она есть на самом деле. Смолевка. Она повторяла в уме это имя снова и снова, она смаковала его, любовалась им, но понимала, что это безнадёжно.
— Меня зовут Доркас Слайт.
Он покачал головой медленно и демонстративно.
— Ты — Смолевка. Сейчас и навсегда.
Он поднес цветок к лицу, посмотрел на неё поверх лепестков и затем поцеловал его. Протянул ей.
— Кто ты?
Она дотронулась до растения. Сердце её колотилось также как в реке. Дрожащими пальцами она взяла стебелек и чуть слышно прошептала:
— Смолевка.
В этот момент ей показалось, что на земле больше ничего кроме неё, Тоби и хрупкого, красивого цветка не существует.
Он посмотрел на неё и тихо сказал:
— Завтра днём я буду здесь.
Отчаяние вырвалось, разрушая все её счастье.
— Нет, — сказала она. — Я не смогу.
Тростник срезают только один раз в неделю, а других причин идти к реке у неё не было. Эта мысль напомнила ей, что она опаздывает и должна поторопиться.
Тоби продолжал смотреть на неё.
— Когда ты будешь здесь?
— На следующей неделе.
Тоби вздохнул.
— Я буду в Лондоне.
— В Лондоне?
Он кивнул.
— Мой отец посылает меня изучать право. Немного, говорит он, только чтобы знать, как избегать юристов.
Он посмотрел на небо, определяя время.
— Я бы лучше сражался.
Ему было двадцать четыре, а сражались юноши и гораздо моложе его.
— Да?
Он сел.
— Будет очень скучно, если победят пуритане.
Она кивнула. Это было известно. Пуритане уже контролировали её жизнь. Она заколола волосы наверх.
— Я буду в церкви в воскресенье.
Он посмотрел на неё.
— Я притворюсь пуританином.
Он скорчил грозную, угрюмую рожу, и она засмеялась. Ему надо было идти. Он пришёл в соседнюю деревню купить лошадь и оставил её подковать. До Лазен Касл долго ехать, но он быстро доберётся, думая о девушке, которую встретил у реки.
— До воскресенья, Смолевка.
Она кивнула. Даже разговаривать с ним грех, как сказал бы отец, но она очень хотела увидеть его снова. Она влюбилась, безнадёжной, романтичной, беззащитной любовью, и она ничего не могла сделать. Она — дочь своего отца, он её хозяин и её зовут Доркас Слайт.
А теперь она очень хотела быть Смолевкой.
Тоби нарезал для неё тростник, превратив все в игру, и ушёл. Она смотрела, как он уходит вдоль реки на север и жалела, что не может пойти с ним. Она хотела быть, где угодно лишь бы не в Уирлаттоне.
Она понесла тростник домой, спрятав нежные цветы в своём переднике, не ведая, что её брат Эбенизер наблюдал за ней весь день, прячась в тени огромных буков, а теперь хромал к дорчестерской дороге и ждал отца.