Высшая милость - страница 8

Существовала спрятанная драгоценность, золотая печать, на которую он не смотрел уже шестнадцать лет. Если бы Доркас нашла её, если бы узнала, что она значит, то вероятно начала искать помощи от печати и тогда обнаружила бы Ковенант. Мэтью Слайт простонал. Деньги Ковенанта принадлежат Доркас, но она никогда не должна об этом узнать. Оно связано завещанием, его желаниями и помимо всего брачным договором. Его опасной красоты дочь никогда не должна узнать, что она богата. Деньги, которые достались из-за греха, должны принадлежать Богу, Богу Мэтью Слайта. Он положил лист бумаги перед собой, голова ритмично покачивалась в такт молитве и написал письмо в Лондон. Он должен определить свою дочь раз и навсегда. Он должен раздавить её.

Наверху в спальне, которую она делила с одной из служанок, Смолевка сидела на широком подоконнике и смотрела в темноту.

Давным-давно Уирлатонн Холл был очень красивым местом, хотя она и не помнила то время. Его старые каменные стены были покрыты плющом и укрыты тенями огромных вязов и дубов, но когда Мэтью Слайт купил поместье, он выстриг плющ и вырубил огромные деревья. Он окружил Холл обширными лужайками, которые летом косили двое слуг, а вокруг высадил тисовую изгородь. Теперь живая изгородь выросла, отгораживая безукоризненный слаженный порядок Уирлатонна от чужого сложного мира, где смеяться не считалось грехом.

Смолевка смотрела в темную за деревьями даль.

Вдали проухала сова, охотившаяся в буковой роще. Летучие мыши промелькнули мимо окна, описывая круги неровными крыльями. Привлеченная пламенем свечи мимо Смолевки пролетела ночная бабочка, и Чэрити, служанка, пронзительно завизжала от страха.

— Закройте окно, мисс Доркас.

Смолевка повернулась. Чэрити выкатила свою кровать из — под кровати Смолевки. Бледная, испуганная, она посмотрела на Смолевку.

— Было больно, мисс?

— Как всегда, Чэрити.

— Почему вы это сделали, мисс?

— Я не знаю.

Смолевка повернулась к густой сладкой темноте. Она молилась каждую ночь, чтобы Бог сделал её хорошей, но никогда не могла угодить своему отцу. Она знала, что купаться в реке грех, но не понимала почему. Нигде в Библии не говорится «Не плавай», хотя и знала, что обнажённость — это проступок. Но вода соблазняла снова и снова. И вот теперь её никогда не пустят к реке.

Она подумала о Тоби. Перед поркой отец приказал на весь посадить её под домашний арест и в воскресенье в церкви её не будет. Она подумывала о том, чтобы ускользнуть, найти дорогу, ведущую на север в Лазен, но знала, что не сможет. За ней всегда следили, когда запрещали покидать дом, отец сторожил её вместе с одним из преданных слуг.

Любовь. Именно это слово преследовало её. Бог был любовью, хотя отец говорил о Боге гнева, наказаний, ярости, мстительности и власти. А Смолевка находила любовь в Библии.

«Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина», «Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня», «И знамя его надо мною — любовь», «На ложе моём ночью искала я того, которого любит душа моя».

Отец говорил, что Песнь Песней Соломона вряд ли является выражением любви Бога к церкви, но она не верила ему.

Она смотрела в темноту над уирлаттонской долиной и думала о своём отце. Вместо того чтобы любить, она боялась его, но никогда страх не проникал в самую середину её. У неё был секрет, секрет, который она оберегала днём и ночью. Это как сон, никогда не покидающий её, и в этом сне её душа жила отдельно от тела и просто наблюдала за собой в Уирлаттоне. Она улыбнулась. Теперь она обнаружила, что думает о своей отдельной душе как Смолевка, наблюдая, как Доркас послушна или старается быть послушной, и у неё было ощущение, что она не принадлежит этому месту. Она не могла объяснить этого, также как Тоби Лазендер не мог объяснить, как холодные пальцы ощущают давление рыбы в воде, но именно ощущение её отличия помогало ей противостоять жестокому отцовству Мэтью Слайта. Она подкармливала свою душу любовью, веря, что где — то за высокими тёмными тисами существовала доброта. И однажды она отправится в тот сложный мир, которого так страшился отец.