Высшее милосердие - страница 3

Бедная Юля понимала, что отношения в семье ухудшаются и ухудшаются, она старалась, как могла, угодить мужу, но, похоже было, что ее попытки только раздражают его еще больше. Она была так изломана и исковеркана этой жизнью, что ей и в голову не могло прийти, что существует какая-то иная причина, по которой все идет наперекосяк. Например, что у мужа есть другая женщина - то есть, причина самая первейшая, самая простая и самая наивероятная из всех существующих, и что любая нормальная жена, видя такое поведение мужа, в первую очередь заподозрила бы наличие любовницы. Но Юле, простой, чистой и забитой душе, это даже не приходило в голову. Она во многом, да, практически во всем, винила себя, и даже возмутилась, разумеется, мысленно, когда участковый педиатр спросила ее, не объясняется ли тяжелый характер мужа шизофренией. А уж она, педиатр, хорошо знала, что такое Александр, потому что, когда болел Вовка, заботливый отец брал больничный, ходил с сыном в поликлинику, уличал медперсонал в некомпетентности и поучал, как надо правильно лечить детей.

Невидимая черта, проведенная между Сашей с Вовкой и Юлей с Валериком, постепенно проявлялась, ширилась и жирнела. Часто Саша, сделав замечание жене, обращался к старшему сыну:

- Женщины... Что с них возьмешь. Есть две категории женщин: курицы и курицы с отрубленной головой.

Или же:

- Женщина, сынок, это обезьяна с гранатой. Имей это в виду, когда вырастешь и соберешься жениться. А лучше вообще не женись.

Вовка смеялся и поглядывал на мать. А жизнь между тем продолжалась.

Как только Юля перестала кормить грудью, от послеродовой полноты ничего не осталось. Кафедра, закупка-готовка-уборка-стирка-глажка, нервотрепка на работе и дома, перманентное полуголодное существование высосали все лишнее и даже не лишнее. Она разрывалась, разбивалась в лепешку, чтобы только не вызвать недовольства, все чаще в голову лезли суицидальные мысли, и если бы не Валерик, бог знает что она могла натворить. Он был ее маячком, поплавком, и часто ночами, лежа без сна, она уговаривала себя: «У меня есть сын, я должна жить ради него. У меня есть сын...»

Когда мама привела Валеру в школу, в первый класс, учительница решила, что это его старшая сестра, такой она была маленькой, худенькой и одетой, как подросток, потому что в целях экономии и по причине худобы и малого роста покупала себе дешевенькие детские вещи. Он немножко ее стеснялся, она это чувствовала и поэтому заискивала перед ним, отчего он еще больше стеснялся и злился. И эта злость, образовавшаяся в нем, давала ему силы и принуждала быть лидером, если уж с мамой так не сложилось.

К Новому году стало понятно, что в классе он – отличник номер один. Он был работоспособным, усидчивым, но при этом явно способным. И к тому же, видимо, сказалось и то, что мама много ему читала сама и рано научила его читать самостоятельно.

Юля была горда. Что и говорить: муж за все эти годы не потратил и часа на младшего сына, и, стало быть, успехи Валерика были целиком и полностью ее заслугой. И пусть Саша лепит из Вовки что угодно, а она даст Валере возможность выбора, и если он в чем-то преуспеет, она сделает все, ляжет костьми, чтобы из него получился выдающийся человек. Для начала она решила начать заниматься с ним немецким языком. Пусть до сих пор она была в семье никем и ничем, но, в конце концов, она имеет высшее образование, худо-бедно знает два языка, хотя и до сих пор работает всего лишь лаборанткой на кафедре, и уж языкам она сына обучит. В любом случае в жизни они ему пригодятся.

То ли в ней до сих пор пропадал втуне прирожденный педагог, то ли Валера был исключительно способным мальчиком, А, может быть, и то, и другое, но дело у них пошло хорошо, и к концу первого класса он уже немного говорил по-немецки. На продленке он приспособился ходить в кружок рисования, и там его тоже хвалили.

Вовка над братом только посмеивался:

- Ну что, очкарик, козявочек рисуешь?

- Я не очкарик! – возмущался Валера.

- Так ты им скоро будешь. Маменькины сыночки всегда очкарики. А вот как по-немецки будет «козел»?