Выйти замуж за Феникса - страница 4
– Борька, дружок, побудешь тут? – Я ласково погладила жеребца по ярко-рыжей шерстке и совсем другим тоном скомандовала: – Лежать! И чтоб ни звука мне!
Коняга обиженно покосился на меня черным глазом, вздохнул и послушно лег. Выдрессировала я его хорошо! Лежать, рысцой, лапу – это он легко выполняет. Вот только по команде «умри» эта скотина начинает по-пластунски ползти, причем задом наперед.
Я усмехнулась. Ладно, молодой еще, зеленый. Научится!
Сделав несколько шагов, я обернулась, чтобы еще раз бросить взгляд на Борьку, почти незаметного на фоне пожелтевших камышей, и уже успокоенно направилась к хижине. Но едва я обошла озеро и, нырнув под ветки ивы, вышла к дому, как открывшаяся картина заставила меня замереть и покрыться холодным потом. У покосившейся от времени, приоткрытой двери мирно пасся привязанный к толстой перекладине забора, огораживающего тетины посадки, черный жеребец отца.
Ветер?
Неужели отец приехал к Мафе? Сам? Добровольно?!
Ох как мне все это не нравится!!!
Я сглотнула и, стараясь не шуметь, юркнула за дом. В хижине тети одна комната и одно окно, которое почти всегда открыто, а значит, есть все шансы узнать много интересного!
Влипнув в стену, я прокралась к распахнутым ставням и замерла, прислушиваясь.
Папаня всю мою сознательную жизнь официально недолюбливал мамину сестру и никогда не приглашал ее в гости! Что же такое могло случиться, что он, бросив все, примчался сюда?
Ответы на все мои вопросы не заставили себя долго ждать.
Голос отца – раскатистый бас – я узнала, едва он заговорил.
– Эх, Мафуша! Да кабы знать! Столько же лет прошло! Отдавай, говорит, мне его! Нужно оно мне до зарезу! – Послышался всхлип. – Эх, Мафанюшка!..
Всхлип?!
Я еще сильнее вжалась в стену, стараясь не пропустить ни слова.
– Эх, Ерема, а я предупреждала, что так все закончится! – Мафа, казалось, тоже была расстроена. – Что ж получается – сам повеселился, а Ваське теперь за тебя отдуваться?
– Да как ты могла подумать! – Голос отца загремел с новой силой. – Да неужто бы я не отдал, если бы оно у меня было?! Говорю ж! Я и думать забыл про Феникса и благодарность его! А когда вчера на охоте-то встретил – тут-то мне и поплохело…
– Поплохело ему, вишь ли! Сопли пузырями не пускай, дурень старый! Лучше вспоминай, куда эту чертову вещицу дел?
Снова послышался вздох отца.
– Отдал… Когда Ксана заболела. Ваське тогда от роду даже года не было. Приехал один лекарь… пошаманил, неделю от жены не отходил, и та поправляться начала. Да чего там! Такой веселой со дня нашей свадьбы ее не видел! Вот я и обрадовался! Думаю – вылечил! Говорю – как благодарить тебя, врач заморский? А он мне – колечко хочу, что на цепке золотой за троном висит. Я ему и то и это! Говорю – на кой тебе сдалась эта медяха? А он уперся! Говорит, ладно, уеду без него, а лечебное снадобье как делать, не скажу – вернется болезнь к королеве. Ну я и подумал…
– Что ты подумал? Раз у тебя все есть – можно и отдать? А подумать, что я это снадобье знать могу, не удосужился?
– Ну…
– Му! Эх, телок ты безмозглый! Как был вором-наемником, так и остался! Даром что Феникс тебя королевством наградил! Титул – его заслужить надобно!
– Да он мне только кольцо подарил, а корону я сам пожелал! Молодой был. Надоело вором быть, вот и думаю – чего мелочиться? Полюбить – так королеву, украсть – так миллион! – Голос отца сорвался.
– Ладно…
Деловито забренчали чашки. Скрипнул стул.
– …Дело ясное, что дело темное. Колечко уже не сыскать… и с Фениксом не договориться… Он если чего потребовал – все! Вот только думаю… чего он у тебя королевство-то не попросил взамен? Васька ж дитя малое, кошка шальная! Чего он жениться-то на ней удумал?
Послышались тяжелые шаги.
– Так че-че! – В голосе отца зазвучали нотки злости. – Видно, решил, что женится, а после без волнений и трон возьмет, когда я дуба врежу!
– Так-то оно так… А с другой стороны: на кой ему такое махонькое королевство? Он же себе весь мир пожелать сможет с таким колечком-то!
– Знаешь, когда я вором был, мне и такое махонькое – целым миром казалось!
– Н-да-а-а… Влип ты, король Еремей! Надо было то колечко пуще глаза беречь, а ты его бродяге отдал! Как хоть звали-то? Не помнишь?