Выжить - страница 20

Я подошёл к ручью, чтобы рассмотреть себя: обычное лицо, средне посаженные карие глаза, средней густоты брови, средней длины волосы — ещё чуть-чуть и чёлка начнёт лезть в глаза, — аккуратный ровный подбородок с маленькой ямочкой посередине, усов нет, бороды тоже, как и признаков какой-либо щетины, кожа не бледная, но и не тёмная, зубы все на месте, немного желтоватые, лицо овальное с острыми скулами. Если бы я себя увидел на улице, то уже через минуту не помнил бы, как выгляжу, а стражникам и описать бы портрет не смог.

Стражникам. Или милиционерам. Или гвардейцам. Или системе обеспечения безопасности. Или жандармам. Или храмовникам. Или инквизиции.

Я помотал головой, желая выйти из этого безумного цикла. Чтобы как-то отвлечься от мыслей, я принялся собирать засохшие отвалившиеся листья пальмы (я всё ещё сознательно избегал сложных названий) и начал складывать их в кучку, чтобы разжечь костёр. Сложив прилично хвороста и приторобанив ещё сухое полено сверху, которое явно будет гореть дольше этого мусора, я стал перед этим всем добром и словил состояние ступора.

— А дальше что?

Руки чесались, я помялся с ноги на ногу. Как слово вспоминать, которое ты забыл, и думаешь, ну оно же начиналось на «л», а оказывается что это какая-нибудь месмерия и там «л» даже не пахнет.

В голове крутилось что-то, вертелось, но не могло воплотиться в действие. Какое-то довольно нетривиальное действие, но на столько привычное, как задницу почесать. Если задумаешься, как чесать задницу, какими мышцами, в каком виде руку подносить, как просунуть под одежду — никогда в жизни не сможешь толком описать. А вот зачешется она — сразу почешешь. Моя метафорическая задница сейчас не чесалась.

Я не потянулся за палкой, чтоб трением зажечь листву. Не полез я и в карман за огнивом (спичками, воспламенителем, нужное подчеркнуть). Ну и в общем стоял как дурень, глядя на кучу сухих веток.

— Ну давай, как там делается? — уговаривал я себя, напрягаясь и концентрируясь.

Солнце уже клонилось к горизонту.

Я стоял, а местный ручей мозолил мне и глаза, и «глаза». В горле пересохло, а он манил всё, и магией так «бульк», и на солнце переливался. Я всё продолжал говорить себе: ещё пять минуточек, ну вот почти, ну вот уже совсем нужная мысль. Ну нет, при чём здесь частотный анализ временных интервалов? Мне нужен огонь, мозг, ты понимаешь меня? Огонь. Горячий такой. Какой ещё закон термодинамического равновесия к Бесрезену? И кто такой Бесрезен?

Всё же я решил сделать перерыв.

Пока я лакал воду из ручья, обжигая себе холодом горло, я вдруг будто переключился, позволил воде течь прямо сквозь меня. Она физически через меня текла, но я позволил воде завладеть всеми органами чувств, ощутил её на себе, на сколько она густая, тягучая, холодная или тёплая, тяжёлая и лёгкая, обтекаемая. Все ощущения, вся та гамма чувств, что с водой связана.

И тут же на смену пришли другие эмоции. Нетерпение, гнев, раздражительность. Словно ты медленно закипаешь, а иногда и взрываешься. И это помогло. Я будто изрыгнул из себя нечто, волной прокатившееся по всему телу. Это было сложно, потребовалось особенных органов чувств, да и особенных эмоций, но в результате сила прошла сквозь меня и сорвалась с пальцев струйкой пламени, такой родной и привычной. Хворост затрещал, а я выдохнул.

— Нет, ну талант не пропьёшь же, — произнёс я себе под нос, присаживаясь к огню. А после меня осенило: — А вдруг всё это — последствия пьянки? А я пью?

Вопрос «кто я?» остался без ответа. Можно было легко сказать какая сейчас пора года, в какой параллели мира я нахожусь, как устремлены здесь магические потоки. Но на вопрос «кто я?» однозначного ответа просто не существовало. Тут вопрос был немного другого характера. Когда задаёшься вопросом «кто я?», нужно отличать его от того «кем я себя считаю?». Так вот я никем себя не считаю. Чтобы ответить на вопрос «Кто я?» нужно сделать две простые вещи: узнать и решить. Узнать то, кем однозначно я являюсь, ибо каждый из нас кто-то. А в отдельных местах, в которых я не могу понять, решить кем я хочу быть. Этого разложенного по полочкам объяснения было достаточно, чтобы успокоиться.