Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!] - страница 8
Тогда же он ответил:
— Если что-нибудь не в порядке, мистер Вильсон, — то есть, если мы в состоянии помочь…
— Он хочет сказать, — вмешался полицейский-ирландец, — что наша цель, цель ребят в нашей форме, — помогать людям. Никто не может нас упрекнуть, что мы не пришли на помощь утопающему или не помогли старушке перейти через улицу. Мы всегда к вашим услугам.
И, сказав это, ирландец продолжил разговор об игре на скачках, — конкретно о том, любит ли это дело его коллега.
«Я не люблю, — сказал про себя Нат, входя внутрь. — Это явно мой очередной недостаток, потому что Зиб обожает лошадей, ставки на футбольных матчах, также как и пикники в Вест Пойнте перед матчем. Я скучный сухарь», — сказал он себе.
В вестибюле он заколебался. У него не было никакой определенной цели. Дорога к зданию, где он за последние пять лет провел почти все рабочие дни, была пройдена совершенно автоматически, что-то вроде позыва, заставляющего человека взглянуть в пустое стойло, хотя он уже знает, что его конь исчез и сделать ничего нельзя: так и он не мог ничего сделать, пока бригады рабочих не возьмутся за дело, не проверят, что заложено в стены, не сравнят со всеми извещениями на изменения и не выяснят, какие в конце концов изменения все-таки проведены.
Но он все равно уже был здесь, и потому Нат прошел пустым вестибюлем мимо ядра здания к шахтам лифтов и нажал кнопку местного лифта, ходившего до четырнадцатого этажа.
Лифт тронулся, и Нат услышал тихое гудение тросов. Индикатор засветился у четырнадцатого этажа и потом начал медленно, этаж за этажом спускаться вниз. Когда открылись двери, Нат вошел и вдруг остановился с пальцем на кнопке.
В пустотелом ядре здания, объединявшем все лифтовые шахты, он услышал слабое гудение тросов другого лифта.
Двери его кабины автоматически закрылись, и он очутился в полной темноте. Нащупал на панели выключатель, повернул его, потом замер и прислушался. Тихое гудение кабелей в ядре здания продолжалось. Потом оно прекратилось, и настала тишина.
«Ты можешь только гадать, — сказал он себе. Это может быть кто угодно, и на любом этаже, отсюда и до шпиля; ну и что? У тебя плохо с нервами, Натан Гейл; поддельные извещения на изменения выбили тебя из колеи. Перестань об этом думать», — приказал он себе. Нажал кнопку и лифт плавно тронулся.
На восьмом этаже он вышел из лифта и спустился по лестнице на второй из пяти технических этажей здания.
Именно здесь так же, как в подвале, на сорок пятом, восемьдесят пятом и сто двадцать третьем этажах, даже и посторонний мог до определенной степени понять безмерную сложность этого сооружения.
Там проходили кабели толщиной с ногу, по которым с ближайшей электростанции Кон Эдиссон поступало напряжение в четырнадцать тысяч вольт, — что было намного больше, чем напряжение, достаточное для казни на электрическом стуле.
Там мощные трансформаторы понижали напряжение до уровня, необходимого для отопления, кондиционеров, вентиляции и освещения всех вертикальных секций здания.
Запах этого замкнутого этажа напоминал запах машинного отделения корабля: это был запах разогретого металла и масла, резины и краски, отработанного воздуха, изоляции и сдержанно гудящих механизмов, подчинявшихся своему Богу — электричеству.
Электричество было неслышным — хотя трансформаторы тихо гудели — и незаметным. Но оно было основой жизни всего здания.
Без электричества это гигантское, сложнейшее сооружение совершенно беспомощно, это только мертвая громада тысяч и тысяч тонн стали и бетона, окон из закаленного стекла и алюминиевой обшивки, кабелей, труб, проводов и невероятно сложных механизмов.
Без электричества здание невозможно отапливать, освещать, проветривать, невозможно пользоваться его лифтами и эскалаторами, не работают системы автоматики и контрольные мониторы.
Без электричества здание слепнет и глохнет, немеет и задыхается — мертвый город в городе, памятник тщетности человеческой изобретательности, мечтаний и сомнительного жизненного опыта; Большая пирамида, Стоунхедж или камбоджийский Ангор Ват; — курьез и анахронизм.
Нат взглянул на главный электрический кабель, тщательно разведенный, чтобы он мог отдавать свою огромную энергию сюда и одновременно передавать ее без потерь на следующий технический этаж и так далее до самого верха башни. Здесь был сосредоточен жизненный центр Башни, как человеческое сердце, открытое для операции.