Взгляд на жизнь с другой стороны - страница 10

На Соломенной Сторожке (это название улицы в Москве, в районе сельхозакадемии) располагался в те поры маленький, но очень неплохой комиссионный охотничий магазин. Тогда еще в самом разгаре была кампания по легализации охотничьего оружия, и в комиссионках имелся огромный выбор подержанных ружей. Я не помню, в каком году ввели новые правила регистрации оружия, но, во всяком случае, в шестидесятые годы, гладкоствольное ружьё или мелкокалиберную винтовку можно было купить свободно, по предъявлению охотничьего билета.

В городах оружие можно было взять только в специальных магазинах, но в сельской местности, в глубинке, ружья продавались в обычных сельпо. Они лежали рядом с гармошками и балалайками. Потом всё усложнили. Для покупки оружия стали требовать специальных разрешений, а огромное количество оружия уже находившегося на руках в одночасье стало нелегальным. Может быть, что-то хорошее в этих мерах и было, но, во-первых, осталось очень много нелегального оружия, которое из обычного охотничьего инструмента стало криминальным; во-вторых, когда человек приходит покупать топор, с него же не требуют справку из психдиспансера? А топор не мене опасен. И главное – количество убийств ведь после этого не уменьшилось, это количество только растет. Убивает ведь не оружие, убивает человек, и кто его знает, по каким причинам и чьему наущению?

Легализировать ружьё тогда было в принципе не сложно. Для этого нужно было ружье принести в милицию и изъявить желание его зарегистрировать. Объяснения о происхождении оного принимались любые, например, дедушка на чердаке хранил, а я вот только что случайно обнаружил. Но, для того, чтобы стать полноценным владельцем, нужно было иметь охотбилет и все медицинские справки, а это имелось не у всех.

Некоторые вдовы просили оставить им ружья, как память об умершем муже, но, в таком случае нужно было снять бойки (что требует разборки всего спускового механизма), пропилить на станке казенную часть стволов и залить эти стволы металлом, например, расплавленным оловом. Будь на то моя воля, я бы попросил справку из психдиспансера у того, кто это придумал. Впрочем, у наших властей после каждого административного нововведения можно справку требовать. Бог им судья.

Одним словом в комиссионные магазины потек широкий поток ружей от бесправных на то владельцев. Сначала они выставлялись по настоящей цене, потом потихоньку уценивались и, после месячного стояния с ценником «5 руб.», списывались в утиль, т. е. на переплавку.

Я пришел на Соломенную Сторожку, имея на руках заветное разрешение, перебрал все ружья, стоявшие на витрине, и, когда уж совсем надоел продавщице, она провела меня за прилавок, в подсобку. Мама мио! Там оказался огромный штабель, в котором как дрова лежало огромное количество ружей, гораздо больше, чем мог вместить прилавок. В результате я очень быстро взял совершенно непользованное, новенькое в масле ружье БМ, в простонародье «тулка», производства конца пятидесятых годов, почти бесплатно. Я мог бы за ту же цену взять ружье гораздо более престижное, но повторяю, у меня тогда сложилось твердое убеждение в преимуществе курковых ружей, и не только благодаря Набату старшему и младшему. Многие старые охотники предпочитали курковки и даже называли бескурковые ружья «комолыми». /Безрогая корова/ Кстати тулка, была хоть и дешевое, но очень хорошее и надежное оружие, выпускавшееся тульским оружейным заводом много, много лет. Из других видов оружия его можно сравнить разве что с револьвером Нагана.

Я сразу же обзавелся чехлом, патронташем, патронами и всеми необходимыми настоящему охотнику приспособлениями, которые знал еще по своей тульской практике. Но охота была закрыта, и мне приходилось только облизываться, доставая ружьё из шкафа, собирая и протирая его, долгих полгода, пока мне удалось сделать из него первый выстрел.

В августе на той же Смоленке мы с Набатом взяли путевку в Виноградовское охотхозяйство. Хозяйство не самое крутое, не генеральское, но для утиной охоты вполне сносное. К тому же из Тушина мне было удобно туда добираться. Не близко, даже скорей наоборот, но удобно – я садился в метро почти на конечной со своей стороны и ехал под всей Москвой до другой конечной, Ждановской (после смерти Жданова переименовали в Выхина). Там, не выходя на улицу, пересаживался в электричку и до места.