Взлетная полоса - страница 2

— Вот какая у нас компания — сом да карасий!

Она тоже улыбнулась, и я сказал:

— Будешь дружить со мной?

— Буду. Ты хороший мальчик.

Наша прекрасная жизнь за партой у прекрасного окна продолжалась недолго. На третий день разразился скандал. Так сказала учительница. Какая ерунда! Просто на первом уроке Ирочка протянула мне конфету «Мишка на севере» и улыбнулась так ласково, что я поцеловал ее в щеку.

И тут же как гром разнесся сердитый голос:

— Сомов! Ты где находишься! — Учительница подскочила ко мне, больно сжала плечо и потащила к последней, никем не занятой парте. — Скандал! Безобразие! Отныне будешь сидеть здесь! Один. Невоспитанный мальчишка!

От обиды я весь урок глотал слезы и не слышал, что говорила у доски учительница. И не хотел слушать ее.

В тот же день учительница пришла к нам домой.

Меня и Валеру выставили на улицу.

— Старина, ты что натворил? — поглядывая на окна нашей квартиры, будто оттуда можно было что-то услышать, допытывался Валера. — Можешь сказать? Подложил дохлую мышь в портфель этой училки?

— Не подложил, — буркнул я.

— И правильно. Учителей надо беречь. Они, не жалея сил, несут нам свет и разум. А может, собирался поджечь школу?

— Не собирался. Школа кирпичная.

— Молодец! Логично мыслишь. Ага, знаю: хотел поджечь в классе дымовую шашку. Помню, у нас в пятом «Б» один лихой парнишка задумал отмочить такую штуку. Но не успел, разболтал раньше времени, кто-то и шепнул учителю. Шашку конфисковали прямо на уроке.

— А если бы поджег? — забыв об учительнице в квартире, с любопытством спросил я.

— Соображай! Все бы почернело от дыма. Может, пожарники приехали бы… Значит, дымовая шашка в твои планы не входила? — снова принялся дурачиться Валера.

— Девочку на уроке поцеловал, — обреченно сказал я. Теперь, после пережитого за день и прихода учительницы, я и сам поверил, что совершил нечто ужасное.

— Ну ты даешь! — восторженно хохотнул Валера. — Дон Жуан! Она хоть ничего, хорошенькая?

Я чуть не вцепился брату в лицо. Он был высокий, сильный, вдвое старше меня — семиклассник, но я, оскорбленный его тоном, не посмотрел бы ни на что.

— Молодец! — одобрил мой яростный порыв Валера. — Любовь предавать нельзя.

Через полчаса учительница показалась в подъезде и, не оглянувшись, широким шагом, прямая, как солдат на параде, пошла со двора.

Я думал, что дома меня ждут неприятности, — недаром же учительница столько времени сидела с моими родителями. Папа-то из-за этого несчастного поцелуя, может, ругать и не станет, вот если бы я действительно устроил в школе пожар, тогда бы он, работавший в городской пожарной охране, наверняка строго наказал бы меня. Мама — другое дело, она так за все переживает.

Я сидел во дворе на скамейке и отколупывал ногтем кусочки прогнившего дерева. «Буду сидеть, пока всю доску не разломаю», — подумал я, словно это могло смягчить мою вину. Однако серьезного ущерба дворовой скамейке я нанести не успел. В открывшемся окне нашей квартиры появилась плотная фигура отца. Он увидел меня и позвал:

— Бориска, ужинать!

Строго сказал, но ведь назвал Бориской. Значит, можно идти.

На столе дымилась зеленая чугунная жаровня, разнося по комнатам вкусный запах плова. Валера ходил вокруг стола и с наслаждением раздувал ноздри.

— Что же ты застрял? Человек из-за тебя от голода погибает!

Я с благодарностью посмотрел на Валеру. Шутит, дурачится, будто ничего и не случилось. Напрасно все же обижаюсь на него. Хорошо иметь такого старшего брата.

Валера уплетал за обе щеки плов и рассказывал, как на уроке физкультуры ребята их класса играли в баскетбол.

— Восемь очков принес! — Валера ткнул себя в грудь. — Больше всех накидал.

Мама ела молча, не поднимая глаз от тарелки. Папа держал вилку в своей большой руке так, будто это был молоток, нанизывал на нее поджаристые кусочки мяса. Он, казалось, с удовольствием слушал Валеру.

А мне вдруг показалось обидным, что они словно не замечают меня. Точно я преступник какой.

Папа (он у нас за повара) унес на кухню грязные тарелки, а мама поставила на стол корзиночку с яблоками. Валера выбрал самое крупное яблоко и весело подмигнул мне. Я не понял, почему он подмигнул, и опечалился еще больше.