Взрослая колыбельная - страница 9

– Но я разве колдунья? – с робкой надеждой спросила я.

Очень хочется уметь… да все уметь! Взмахнуть рукой, чтобы появился терем с расписными ставнями да столом-самобранкой.

– Нет, какая ты колдунья, – разрушил он мои мечты.

– Но как можно меня в Академию тогда?

– Но ты ж двойник, Катя. Наш князь Гораславский несет за вас, иномирян, ответственность. Будет заботиться о тебе, пока нужно, в Академию пристроит, не сомневайся.

– Хорошо бы…

– А АТМа! Там не только колдуны, там много разных мастеров обучается. Что вот ты умеешь делать? Лечить умеешь?

– Не-а, – растерянно ответила я. – Не умею. Я училась на финансового аналитика.

– Это что такое?

– Лицо, анализирующее финансовые активы с целью определения их инвестиционных характеристик и выявления неправильно оцененных активов, – пробормотала я заученное определение. Так нелепо звучало!

Грамадий покивал, будто повторял мои слова про себя. Потом крякнул:

– А! Смотритель казны то есть?

– Ну, не знаю.

Бог его знает, как у них тут это называется.

– Все-все, понял. Тока к казне тебя все одно никто не допустит. А раз больше ничего не умеешь, будешь детям грамоту преподавать. Будешь?

– Буду, почему нет.

Детей я люблю, особенно со стороны посмотреть и поумиляться.

– Дело хорошее, правда, в АТМа не очень в почете. Там все больше боевые колдуны да ведуны тайные в чести.

– Все равно! Детей учить дело хорошее. А на жизнь этим заработаешь?

– Заработаешь, если не шибко капризная.

Не шибко? Я вообще-то единственная дочь у родителей, поэтому все всегда получала. Боже мой, родители! Какое счастье, что Катька дома осталась! То есть я. То есть уже не я. В любом случае, тяжело, конечно, думать, что никогда их не увидишь, но по крайней мере, они об этом не узнают.

– Ну что, согласна?

– Да.

– Вот и договорились! Так, пишу тебе бумагу, отнесешь в АТМа, там объяснят, что дальше делать. Будешь учиться. Если что, обращайся. За советом там, за помощью. Получи пока средства на жизнь.

Одной рукой царапая какой-то скрипучей палочкой записку, вторую Грамадий сунул в стол и бросил мне мешочек с чем-то звенящим.

– Все! Пойдем пока пообедаем! – Дописав, он без промедления вскочил, и борода воинственно задралась к потолку. – Потом все остальное, потом, на сытый желудок.

Я с радостью согласилась. Когда много дел впереди, нужно много сил. То есть хорошее питание и не менее хороший сон.

К ночи моя жизнь стала иная. Именно так – иная.

Мне выделили место в группе словесников, как тут называли учителей теории. Зачислили на второй год обучения из четырех, потому что я умница и быстро всех нагоню, как выразился помощник Алкана (руководителя АТМа, у нас его звали бы «декан»). Дали комнату в трехэтажном деревянном доме, узкую, но с окном во двор, где я сейчас находилась, деньги, новую форму и… неизвестность.

В окно дул ветер, стекло, чистое до хрустального блеска, слегка звенело. Там, на улице, очень холодно. Правду радетель сказал – ветер поднимал снег и носился с ним по всему свободному пространству.

Я почему-то думала, в комнате будут соседки, как в моем прежнем общежитии на Земле, но этого не произошло. Как мне объяснили, жилые дома для девушек и молодых людей стояли порознь, и обязательно с отдельными комнатами, так тут принято. У человека должно быть место, где он наедине с миром.

Познакомиться я ни с кем не успела, потому что пришла сюда всего полчаса назад, уже глубокой ночью. Измученный Грамадий попрощался, пожелав добра, носильщик принес вещи, я закрыла за ним дверь, заперла задвижку и осталась одна с целым миром.

Одна. Наверное, вот теперь я действительно одна. В семнадцать лет, сразу после школы, я переехала в общежитие, поступила в институт и была уверена, что одна. Оказывается, вранье это было, притворство. Одна – это не когда ты в общежитии без родителей, нет. Одна – это когда на всем белом свете нет никого, ни одного живого человека, к кому ты можешь прийти со слезами, кому интересно слушать о твоей жизни. Кто поймет, утешит, кто одолжит денег безо всяких условий, кому просто не плевать, жив ты или помер.

Я одна теперь.

И у меня есть только тот, кто меня вызвал, а потом сбежал. Специально или обстоятельства вынудили – это еще предстоит узнать. Но есть только он. Плащ в мешке прибыл со мной, видимо, Грамадий хотел разделаться с делами сразу. Повезло. Достанем.