Взрослые дети, или Инструкция для родителей - страница 53
Бывает, что эти незрелые ожидания оформлены в виде протеста – против чего угодно. Хотя по большому счету, инфантильная личность протестует против жестокости окружающего мира и несовершенства мироздания вообще. Экстернализация[58] в виде нонконформизма присуща люмпенизированной – или еще молодой — части населения. Верно сказал юморист Владимир Колечицкий: «Вы не имеете ничего против или вы против, потому что ничего не имеете?» — и в самом деле, пока человеку нечего терять, он всей душой приветствует радикальные перемены. Молодежи часто требуется лишь повод для того, чтобы примкнуть к экстремистам политического, спортивного или художественного толка.
Есть шанс, что со временем экстремизм пройдет. Все, что удастся «вплести» в ткань культуры, останется будущим поколениям, а сиюминутные эмоциональные «выбросы» уйдут в небытие. Но это – идеальный исход. Множество людей так навек и увязнет в трясине спонтанной психологической разрядки, не контролируемой ни разумом, ни опытом. А в качестве оправдания приплетет вереницу фантазий на тему «За то, что мир жесток и груб, за то, что Бог не спас». Мол, я не смог себя отстоять, весь мир против меня, я в корне не согласен со всем, что мне предлагают, я вообще предпочел бы уйти по–английски, а вернее, по–ирландски: ни с кем не попрощавшись, но чтобы после хлопка закрывшейся двери прогремел взрыв – и наступила тишина! Пусть все начнется с чистого листа – авось вдругорядь лучше получится.
Так рассуждают не только подростки в тяжелом приступе негативизма, но и люди вполне дееспособные – дееспособные согласно паспортным данным. Плохо дело, если фантазеру/фантазерке никто не объяснил – деликатно, но твердо: все это бредни, восторженные или депрессивные, но одинаково деструктивные.
Уничтожая себя, разрушая свою (или чью–нибудь еще) жизнь, нельзя доказать ценность собственной личности.
Максимум, на что можно рассчитывать после саморазрушения: со стороны знакомых – саркастическое «Вот дурак/дура!»; родные и близкие, не в пример дальним, будут не сплетничать, а страдать и убиваться всерьез – и что? В этом состоит твоя цель, эфирное ты созданье? Нет, конечно, не в этом. Здесь мы видим не цель, а предчувствие. Молодым свойственно чувствовать страх перед долгой «дорогой жизни», хотя в конце ее человека, вероятно, ожидают не только разочарования, но и награды. И все–таки вступить на эту дорогу не так просто, как описывает «Даодэцзин»: «путь в тысячу ли начинается под ногами». Ощущение дальности и трудности путешествия вызывает желание избавиться от опасных ситуаций с помощью разных психологических игр. Притом, что все выигрыши – преимущества, извлекаемые в ходе игры – сводятся, главным образом, к экстернализации.
При таких взаимоотношениях личности и действительности и возникают разные фикции и фантазии[59]. З. Фрейд писал: «Остается факт, что больной создал себе такие фантазии. И этот факт имеет для невроза вряд ли меньшее значение, чем если бы он действительно пережил содержание этих фантазий. Эти фантазии обладают психической реальностью в противоположность материальной, и мы постепенно научимся понимать, что в мире неврозов решающей является психическая реальность». Если человек удаляется в «психическую реальность», ему грозит целый список неврозов и психозов. Словом, все происходит по законам сказки: чем дальше, тем страшнее. Чем дальше индивидуальность от реальности, тем страшнее ему возвращаться и адаптироваться в этой недружелюбной реальности. Но если человек психически здоров, он, кряхтя и постанывая, вернется в этот мир и пойдет по упомянутому «пути в тысячу ли».
Естественно, и нормальный человек подвержен нервным срывам. И не стоит свято верить: адекватная личность, погрязнув в семейных неурядицах, трудовых конфликтах или моральных дилеммах, нипочем не станет падать на рельсы, ходить с топором на старушек, травиться сулемой. Может и не станет. А может… Под давлением обстоятельств не каждый остается нормальным и адекватным. Группу риска, как назло, составляют люди душевно тонкие, чувствительные, с ярким воображением, но с нестойкой психикой. А под непрерывным «романтическим прессингом» происходит перерождение архетипа героя