Взрослые дети, или Инструкция для родителей - страница 58

Все оттого, что особенности детского мировосприятия – своего рода психологические «молочные зубы» — они, как мы уже писали, не исчезают, а откладываются в «архивах подсознания», из которых при случае легко всплывают на поверхность сознания. А в юные годы каждый из нас, мечтая о любви, ищет возможности контролировать отношение окружающих. Успокоить неприязнь. Вызвать восхищение. Добиться любви. И у большинства людей возникает закономерное предположение, что любовь – детище успеха. Богатых, знаменитых, обаятельных, но недоступных публика обожает. Следовательно, вполне достаточно выполнить хотя бы два из этих четырех условий – и тебя искупают в овациях. В своем воображении человек нередко создает «романтических двойников», которым присуще то, чего в у реальной личности нет и, по всей вероятности, не будет: власть, деньги, шарм и защита от внешнего прессинга. Причем последнее условие – едва ли не самое важное. Да что там! Оно и есть самое важное.

А в качестве такой «ограды» многие используют сознательное неприятие действительности (кто сказал, что меня не любят? меня все любят! а то стали бы вы меня предупреждать! значит, и вы тоже меня любите! просто много себе навоображали!). Или «игру в поддавки» (я постараюсь быть милым – таким, как вам хочется… а вы уж полюбите меня – ну что вам стоит!). Третьи применяют метод жесткого контроля (все будут делать то, что я скажу! неважно почему! я скажу, и все будут делать это, а не что попало!).

Причем, как было сказано выше, фантазии о любви всенародной и всепоглощающей бывают столь прекрасны, а действительность – столь ужасной, что молодой человек начинает буквально злоупотреблять этим средством психологической защиты. При истерии даже возникают такие явления как бегство в мир фантазий или публичное фантазирование («псевдология»), когда содержание фантазий выдается за реальные события. Что в подобных ситуациях делают взрослые? Стыдят мечтателей и стараются руганью или занудством вернуть детей обратно на земную поверхность. А молодежь в ответ обвиняет старшее поколение в обструкции и «мертвечине». Это действенное, традиционное и весьма распространенное «оружие» подрастающего поколения в конфликтах с поколением давным–давно подросшим.

Между тем старшие, подпав под влиянием идей, пропагандирующих культ юности, и сами соглашаются с некоторой «омертвелостью чувств», якобы наступающей одновременно со зрелостью личности. Да, дескать, были когда–то и мы рысаками – не то что нынче… Подобное самоощущение вызывает беспокойство, желание действовать немедленно, пока не все потеряно. И кое–кто действует – то есть искусственно пытается «вернуться в юность», но в результате разве что впадает в детство. Естественные процессы необратимы.

Все равно из этой борьбы ничего хорошего не выйдет. К.Юнг пишет о проблемах созревания индивидуальности, как о «выраженном в той или иной степени застревании на детской ступени сознания, о сопротивлении действующим в нас и вокруг нас силам судьбы, которые пытаются вовлечь нас в мир. Что–то в нас хотело бы оставаться ребенком, быть совершенно бессознательным или по меньшей мере осознавать только свое «Я» и отвергать все чужое, в предельном же случае подчинить все другое своей воле. Хотелось бы ничего не делать, а если уж что–то делать, так ради собственного удовольствия или же для того, чтобы утвердить свою власть. В этом проявляется нечто вроде инертности материи, что в свою очередь выражается в застревании на предыдущей фазе, сознание которой меньше, уже, эгоистичнее, чем сознание фазы дуалистической, где индивид поставлен перед необходимостью признавать и принимать другое, чужое, как свою жизнь и как «тоже–Я»[64].

И действительно, борьба за то, чтобы «подчинить все другое своей воле» не является прерогативой юности. О чем–то таком может мечтать и человек, формально признанный взрослым, но так и не повзрослевший. Хотя у взрослого все проблемы созревания – эгоцентризм, безответственность, жажда власти и проч. — принимают иную форму. Ведь молодой человек проходит все указанные стадии по пути к «Сверх–Я»