Взрыв - страница 13
Вера Павловна оказалась тетей себе на уме. Санька это понял в первый же день работы, когда, перемазанный и усталый, вылез из девятого по счету колодца. В этих колодцах находились водопроводные задвижки. Их надо было осмотреть и проверить, не текут ли.
К ужасу Саньки, все задвижки текли. Они прятались где-то под водой. Приходилось цепляться рукой за металлическую скобу, а другой шарить в воде — искать эту чертову задвижку.
Вода была грязная, стенки колодцев — в глине, а скобы ржавые. Санька появился в отделе в конце первого, рабочего дня мокрый с головы до ног, весь в рыжих пятнах, но с сияющими глазами и улыбкой до ушей. Он был хорош. Немая сцена удивления длилась довольно долго. Техник Темина даже потрясла головой, и Санька готов был поклясться, что она прошептала: «Сгинь! Сгинь!»
Первым, как и подобает, пришел в себя начальник. Он подошел к Саньке скользящей походкой и понюхал его. Пахло ржавчиной, по́том и энтузиазмом.
Он молча тряхнул Санькину руку.
Через неделю Санька понял, что он осёл.
Целую неделю он лазал, не разгибая спины, по всяким непотребным местам. Забирался на водонапорные башни, измерял там баки. Чуть-чуть не свалился в один. Торчал, лязгая зубами от холода, в глубоких шахтах насосных станций. И везде мерил, проверял, щупал, все старательно записывал. И каждый день чучело чучелом возвращался домой.
А потом выяснилось, что на все эти задвижки, башни, насосы и вообще на все водопроводное оборудование железнодорожных станций давным-давно заведены специальные журнальчики-паспорта со схемами, размерами и всем, чем надо.
А Санькина работа — типичный мартышкин труд.
Причем больше всего бесило то, что его никто не обманывал, — злиться и то не на кого. Русским языком сказали: проверить.
Санька представлял, каким он выглядел идиотом, когда с серьезным видом измерял здоровенные стальные баки на водонапорных башнях. Будто баки могли стать больше или меньше. Будто они резиновые.
Старший инженер Маринка, Вера Павловна и техник Темина просто животики надорвали, когда Санька, размахивая паспортами, допытывался, зачем он мерз, мок, пачкался целую неделю.
— Труд сделал человека, Санечка. Раньше он был обезьяной, — говорила Маринка.
Когда она смеялась и забывала делать гордое лицо, оно у нее становилось добрым и домашним.
— Вы были так восхитительны в своем страстном трудовом порыве, Саня, что просто грех было вам мешать, — ворковала Вера Павловна.
И даже Павел Александрович, который говорил, что все правильно, так и надо работать дальше, смотрел на Саньку как-то уж очень весело.
Дни тянулись, как резина, — тягучие и длинные. Санька торчал в отделе, смотрел, как Маринка щелкает арифмометром, и зевал до хруста в челюстях.
Единственным утешением были поездки. Считалось, что Санька едет в служебную командировку. Ему выписывали бесплатный билет, и он уезжал на весь день.
Санька любил ездить. Он выбирал себе такой маршрут, такие дороги, где нет электричек, аккуратненьких поселков с одинаковыми домами и дачников в полосатых пижамах.
Все было первозданное. Без фокусов.
В вагон набивались горластые грибники. Хвастались крепкими боровиками, подосиновиками на рябеньких ножках. От грибов пахло покоем и болотцем. Даже не верилось, что где-то есть большие города, переполненные автобусы и Маринкин арифмометр.
Грибники пили самогон. Угощали Саньку. Один раз он попробовал — закашлялся, из глаз брызнули слезы. Грибники смеялись: «Хо-хо-хо! Это тебе не шампанское — сладкая водка».
Вагоны пригородных поездов были допотопными и уютными. Можно было сидеть на подножке, свесив ноги, и думать, рассеянно глядя на прерывистую зелено-желтую ленту леса. Мелькали разъезды, будки обходчиков, полосатые огородики.
У каждой деревеньки поезд подолгу стоял. Санька шел к ларьку пить пиво. Ему запомнился крохотный белоголовый мальчишка. Он высунулся из-за мамкиной юбки и смотрел, как Санька пьет из большой граненой кружки. Глаза у мальчишки были такие изумленные, будто он увидел Змея Горыныча. С каждым Санькиным глотком изумление все больше и больше проступало на его веснушчатой физиономии. Санька представил, какой громадной должна казаться малышу пивная кружка, и сам радостно удивился.