Я был Цицероном - страница 11

стр.

Закончив фотографирование, я положил фотоаппарат обратно в кастрюлю, а документы и нетронутый бренди отнес в кабинет. Когда я вернулся на кухню, Мара все еще продолжала смотреть широко открытыми глазами на кастрюлю, в которую я спрятал фотоаппарат.

— Здесь никто никогда не найдет его, — прошептала она.

— Нет причины говорить шепотом, — заметил я. Мара находилась в состоянии крайнего возбуждения, и ее нервозность придавала мне силы. Я деланно улыбался, а она считала меня героем. — Не забудь о баклаве.

— Ты служишь в турецкой разведке! — неожиданно воскликнула она.

Я рассмеялся.

У меня пе было времени пропитать сфотографированные документы, и поэтому содержание их я узнал позже.

В одном из документов говорилось о количестве военных материалов, доставленных русским. Перечень оружия, боевой техники и военного снаряжения был бесконечным. Когда он попадет в руки немцев, они увидят, какие огромные усилия прилагают союзники, стараясь помочь друг другу.

Баклаву мы ели с большим аппетитом.

— Иногда я чувствую отвращение, обманывая людей. Но когда рядом ты, мне так хорошо.

Еще одна фраза соскользнула с моего языка:

— Я делаю все это для родины.

Эти последние слова должны были подчеркнуть важность моей работы.

— Ты любишь меня? — в ответ спросила Мара. Это был единственный вопрос, который-она задала.

— Да, — ответил я и сам поверил в это.

Я был и уверен и не уверен в себе. Цель, которую я поставил перед собой, придавала мне силы, но в то же время я никак не мог отделаться от овладевшего мной страха.

Перед уходом Мара достала аппарат из кастрюли и отдала его мне.

Ночь была прохладная. Я поднял воротник пальто и поспешил к себе.

Жизнь моя как бы раздвоилась. Моя собственная тень всегда находилась позади, толкая меня вперед. Каждое утро в половине восьмого я будил посла и давал ему стакан апельсинового сока. Моя тень склонялась из-за моего плеча и пыталась обнаружить английские секреты на тумбочке сэра Хью, где стоял ящичек из черной кожи.

Моей следующей обязанностью было готовить для посла ванну.

Сэр Хью всегда оставался в постели в течение получаса после того, как я будил его. Он читал газеты или документы, которые брал из черного ящичка.

Направляясь в ванную, он говорил мне, какой костюм наденет в этот день. Я тотчас же доставал его из гардероба, проверял, все ли пуговицы на месте, и гладил его, если он был помят.

Однажды я подошел к тумбочке и пытался открыть черный ящичек, но он был заперт.

Когда посол шел завтракать, я должен был нести этот ящичек в его кабинет, где отдавал его личному секретарю посла.

На первый завтрак посол тратил двадцать минут, на второй — двадцать пять и на обед, как правило, полчаса. Он настолько точно придерживался установленного распорядка, что по нему можно было проверять часы.

После второго завтрака он полтора часа играл на рояле в гостиной. Перед обедом снова принимал ванну, пока я готовил ему костюм для обеда.

Со временем я приспособился к ритму жизни в этом доме.

Пока семья-находилась за столом, мне нечего было делать. За столом прислуживал Мустафа. Я помогал ему только тогда, когда сэр Хью и леди Нэтчбулл-Хьюгессен принимали гостей.

Мустафа был беззаботный, покорный и веселый человек. Ничто не удивляло его. И если бы в его присутствии я ударил сэра Хью, он только пожал бы плечами, считая, что у меня были для этого достаточные причины.

Маноли Филоти, шеф-повар, был человек другого склада. Он мастерски готовил бифштексы и был очень высокого мнения о своей персоне. Он расставлял свои кастрюли, тарелки, чашки и сковороды точно так же, как Тосканини — музыкантов своего оркестра, а когда снимал с плиты какое-то блюдо, ему казалось, что он слышит бурю аплодисментов взволнованной аудитории.

Маноли Филоти считал себя правой рукой леди Нэтчбулл-Хьюгессен, и, не будучи удовлетворен своим маленьким миром сваренных к завтраку яиц всмятку и телячьей печенки, он принимал на себя дополнительные обязанности — пристально наблюдать за прочими кавасами.

Его комната находилась рядом с моей, но, к счастью, он никогда не ночевал там. У него была семья и квартира в городе.