Я, Дрейфус - страница 13

Иногда начальник тюрьмы дает мне газеты, разрешил пользоваться радио. Первые несколько недель я его не включал. Гордыня не давала, потому что я и представить не мог, что в мире происходит что-то важнее моего заточения. Но когда мне доставались газеты, я прочитывал то, что хоть немного будило мой интерес, и потом мне хотелось узнать, как развиваются события. Тогда мне пришлось включить приемник, и с тех пор он почти не умолкал. Так что я au courant[7] текущих событий. Сейчас я слежу за выборами в США, но главным образом меня интересует Ближний Восток. Каждый вечер я жду новостей оттуда, а когда их не бывает, вздыхаю с облегчением. На мой взгляд, хорошие новости из этого региона приходят крайне редко. А под хорошими новостями я подразумеваю те, которые благоприятны для моей стороны. Для Израиля. После того, что со мной произошло, я ни на какой другой стороне не окажусь никогда. Да, эта сторона не всегда права. Меня приводят в ужас те ошибки, которые она порой совершает. Но я хочу, чтобы Израиль выжил, иначе те, кто обвинил меня, будут в некоем переносном смысле оправданы.

Несправедливый приговор был вынесен судом в то время, когда израильтяне из страха пошли в наступление на Западном берегу[8], в ходе которого погибло и получило увечья множество палестинцев, в том числе дети. В газетах эти действия справедливо осуждались, люди выходили на демонстрации. Но к ним присоединились и другие, и все с унаследованным, укоренившимся или благоприобретенным антисемитизмом нашли для своей ненависти новое слово. Это было слово антисионизм, и под таким названием их ненависть к евреям приобрела вполне респектабельный статус. Я был искрой. Имя «Дрейфус» стало генератором.

Я отвлекся. Впрочем, разве отвлекся? Эти темы не посторонние, они напрямую связаны с моей историей. Разве не в них истоки обвинений против меня? Разве не в них суть моего приговора? Нет. Я не отвлекся. Наоборот. Я движусь к самому центру.

Теперь мне нужно прерваться. Я жду мистера Темпла. Он должен был повидаться с Люси и с детьми, и хотя мне крайне не хочется откладывать перо, люди куда важнее писанины.

Сэм Темпл пришел прямиком из зоопарка. Он специально попросил назначить посещение на это время, чтобы рассказать все по свежим следам. Он надеялся, что пропитался запахом обезьянника, где они провели большую часть времени, так что Дрейфус сможет косвенно поучаствовать в их прогулке.

Войдя в камеру, Сэм заметил разбросанные в беспорядке бумаги на столе Дрейфуса и порадовался. Это косвенно указывало на свободу автора. Когда он вошел, Дрейфус тут же встал и, улыбаясь, протянул Сэму обе руки. Сэм отметил, как эти открытость и дружелюбие отличаются от натянутости первой встречи. И не без удовольствия предположил, что Дрейфус так переменился, потому что стал работать, писать, и груз на его душе стал полегче. Они уселись бок о бок на койке.

— Я только что от них, — сказал Сэм. — Мы ходили в зоопарк. Все вместе. Люси, Мэтью, Питер и Джин.

— А Сьюзен с детьми?

Сэм готовился к этому вопросу.

— Ей нужно было отвезти детей к своей матери, — сказал он. — Они заранее договорились. Быть может, в следующий раз.

Дрейфус довольствовался этим объяснением, но Сэм опасался, что долго скрывать от него предательство невестки не получится.

— Рассказывайте все подробно, — попросил Дрейфус.

Он был похож на маленького мальчика, которому не терпится услышать рассказ о гостях, куда его не взяли.

И Сэм подробно описал их маршрут, от слона к обезьянам, далее в аквариум и к змеям, потом опять к обезьянам, оттуда к пандам, медведям, птицам и снова к обезьянам. Рассказывал о каждой остановке, о том, как радовались дети, особенно Джин, как Питер о ней заботился, поднимал ее, чтобы она могла прочитать надписи на клетках. Он описывал, как забавно они передразнивали зверей, но не упомянул о посетителях, которые говорили: «Посмотри-ка! Это же вроде дети Дрейфуса. И их мать. Хватает у них наглости!»

Дрейфус слушал молча, только улыбался и посмеивался.

— А как Мэтью? — спросил он, когда рассказ был закончен.

«Ну что я могу сказать про Мэтью», — подумал Сэм.