Я к вам пришел! - страница 4
Кстати, о Лопатиных. В июле 1938 года часть этапа, прибывшая в Магадан грузовым пароходом "Джурма", была направлена в Северное горнопромышленное управление Дальстроя МВД СССР. Я попал на прииск Верхний Ат-Урях, где уже работало около семи тысяч заключенных. Был разгар промывочного сезона. Нас с дороги, не заводя в бараки, сразу погнали в забой. В одном забое с нашей бригадой работала бригада Добужинского, тоже из новеньких. Мы кайлили золотоносную породу, пески и на тачках возили к бутаре, промывочному прибору. У бункера на трапах бригады смешивались. Недалеко от меня кидал на тачку мужчина лет сорока-сорока пяти кряжистый, крепкий, еще не остриженный наголо и не обритый (верный признак свежего поступления да еще в разгар промывочного сезона, когда даже парикмахеры - лагерные аристократы и те выгонялись в забой). Круглый лоб с большими залысинами, окладистая борода с легкой проседью. Он выглядел много свежее москвичей, украинцев или узбеков. Следы долгого тюремного пребывания и длинных изнурительных этапов на нем не были заметны. Бригадир несколько раз окликал его, называя по фамилии Лопатиным. Я сразу подумал, не читинец ли? Как-то в перекур я подошел к нему и спросил: "Ваша фамилия Лопатин? Вы не из Читы, случайно"? Мне показалось, мой вопрос вызвал у него замешательство. Он глядел на меня подозрительно и молчал. "Чего вы молчите?" - спросил я обиженно. "А тебе какая разница? - сказал он враждебно и переложил лопату из руки в руку - В Сибири Лопатиных много". Он счистил ботинком глину, налипшую на лопату и стал грузить тачку. Я несколько раз встречал его в зоне и в забое, но не подходил больше. Вскоре их бригаду перевели на другой участок и другой лагпункт.
Я и сейчас думаю, был он из семьи читинских Лопатиных. Остались в памяти на читинских улицах буряты в национальных одеждах, в остроконечных шапках, длинных халатах, застегнутых на нитяные витые пуговки. Мальчишки кричали им вслед: "Бурят, штаны горят!!!" - и пускались наутек. Кричал и я. Это было мое первое прикосновение к национальному вопросу.
В 1924 году отец получил назначение на границу, на станцию Манжурия в таможню СССР. На станции Манжурия обрывалась, заканчивалась Забайкальская железная дорога и начиналась Китайско-Восточная железная дорога. Поезда двух дорог подходили с разных сторон к зданию вокзала, в центре которого располагался досмотровый зал. Отец среди сослуживцев слыл службистом, он чаще других обнаруживал контрабанду. Его называли грозным контролером.
Мне было лет девять или десять, когда в ящике комода я случайно нашел кусок порнографической киноленты аршина полтора длиной. У меня был детский проекционный киноаппарат с ручным приводом и несколько коротеньких детских фильмов. Я заложил тот кусок в аппарат и начал крутить. Не успевал я несколько раз повернуть ручку, как лента кончалась. Огорчению не было края.
Еще недавно на доске рационализаторов моего родного завода много лет подряд пылилась моя фотография, мой поясной портрет. Дважды я удостаивался звания лучшего рационализатора области, выпустил десятки технических листков и брошюр, но более всего горжусь моим первым "рацпредложением". Помучившись с обрывком интригующей киноленты и не утолив интереса, я сделал следующее: снял с цветочной этажерочки горшок с геранью, поставил на его место киноаппарат, ввел ленту, пропустил ее под аппарат, а концы ленты сшил. Получилось кольцо. Теперь крутить "кино" можно бесконечно. Эффект оказался потрясающим. В часы, когда взрослых не было дома, я собирал приятелей и мы погружались в незнакомый волнующий мир... За этим занятием однажды застал нас отец. Он быстро очистил зрительный зал вместе с киномехаником и закрыл за собой дверь на ключ. Добрых полчаса он не выходил из комнаты, а я, стоя под окном, слушал стрекотание аппарата. Вечером, когда мы встретились с ним за столом, он не глядел в мою сторону, но и не сказал ничего. Больше этой ленты в доме я не нашел, хотя искал тщательно.