Я любовь напишу, чтобы ты ее стер - страница 2

— Нет, маленькая, все не так просто, — чмокнув дочь в нос, он выпустил ее из объятий и, обогнув стол, сел на свое место.

— Он может заупрямиться потому, что моя мать человек? — хмурясь, спросила Ясмина, тоже устраиваясь в кресле, где сидела до этого.

— Не могу отрицать этого, — мрачно ответил Амьер, — несмотря на все наши усилия, все еще остается в приоритете чистота крови волеронов. И мы негласно поддерживаем это среди региров домов и их наследников. А Эйнар Дэвойр, несмотря на молодость, регир Дома Осеннего Ветра.

— Но ведь ты же тоже регир, а женат на человеческой женщине!

— У нас с твоей мамой все началось, увы, с принудительного брака, я бы не женился на ней, если бы меня не заставили. И тогда я не был региром, и даже наследником не был. И я натворил глупостей, пытаясь избавиться от жены.

— Но ведь вы с мамой любите друг друга!

— Я безумно люблю твою маму, надеюсь, она меня тоже. Но это случилось не сразу…

— Дэвойр тоже меня полюбит, — уверенно заявила Ясмина.

— Я твой отец и очень тебя люблю, но моя любовь, стоит признать, слепа, поэтому мне трудно понять, что кто-то может не восхищаться тобой, не любить тебя. Но, увы, не исключено, что другие могут быть к тебе равнодушны или даже более того — ненавидеть тебя. Хотя я, как слепо любящий отец, не вижу причин для этого.

— Я уверена, ты ведь можешь заставить даже регира Дома Осеннего ветра жениться на мне!

— Так скоро, как ты хочешь, расставаться со своей дочерью я не желаю. И я бы хотел, чтобы у тебя был любимый и любящий муж… лет так через пять… можно и еще позже…. И я готов все сделать для того, чтобы ты была счастлива. Но… все же… заставить его полюбить тебя не в моих силах. Я бы не хотел, чтобы ты проклинала меня, когда ненавистный для Дэвойра брак с тобой, ужасом станет для тебя.

— Но почему ты решил, что Дэвойр не полюбит меня? У вас же с мамой брак оказался счастливым, несмотря на то, что вас поженили насильно.

— Мы с твоей мамой счастливое исключение из правил.

— Но ты же хочешь, чтобы и я была счастливой? А таковой я могу быть только рядом с ним.

— Давай решим так, — устало вздохнул Амьер, — я поговорю с Дэвойром, но настаивать и заставлять его не стану. И если он согласится на помолвку, свадьба будет не раньше, чем через пять лет.

— Но через пять лет мне будет двадцать два! А ему тридцать! И какой жених будет столько ждать?!

— Тебе всего семнадцать, так рано я тебя ему не отдам, и не только ему, любому другому тоже. Если он любит тебя или хотя бы заинтересован в этом браке, то подождет, — твердо ответил Амьер, — на другое я не соглашусь.

— Ну, это мы еще посмотрим, — опустив голову, пробормотала Ясмина себе под нос.

— А если вдруг тебе в виду каких-либо обстоятельств понадобится незамедлительно выйти замуж, — угрожающе произнес отец, — то… я найду как избежать этого и наказание для обоих будет соответствующим вине. А ты меня знаешь… я скор на расправу. И если тебе до сего времени все сходило с рук, то просто твои детские шалости меня больше умиляли, чем расстраивали или злили. Но если ты нарушишь этот мой запрет… в общем, не советую этого делать.

Ясмина ошарашено смотрела на отца — он никогда таким тоном не разговаривал с ней. Она была его самой любимой девочкой, к отцу, а не к матери Ясмина бежала со своими детскими обидами и проблемами, зная, что он утешит и все решит. Отец чаще, чем мать дул ей на разбитые коленки и мазал ссадины заживляющей мазью. Когда она болела детскими болезнями или просто простывала, отец, забросив все свои дела, дежурил у ее кроватки, сходил с ума от беспокойства, нанимал самых лучших лекарей, которые жили у них в доме до полного ее выздоровления. Она столько времени проводила в этом кабинете и иногда скучая, когда отец, занятый делами или важными разговорами не обращал на нее внимание, развлекала себя сама — бывало, что и разрисовывала важные документы. И отец ей это с легкостью прощал.

Ясмина прекрасно знала, что отец строгий и даже жестокий. По крайней мере, он был таковым с ее братьями. Но это никогда не касалось ее и сестры, поэтому угроза возымела действие, и она послушно пролепетала: