Я, Минос, царь Крита - страница 9
Я вновь погрузился в необычные размышления.
— Закладка города с дворцами, домами и улицами таит немало секретов, — повторял я почти с благоговейным шёпотом.
Очутившись в своих комнатах, я вылепил из глины дома и расставил их вдоль улиц. Затем я расположил их вокруг дворца и проложил улицы, направив их к нему в виде сходящихся лучей. Потом я забросил затею, сказав себе, что город должен стоять на море или на судоходной реке и иметь гавань.
Так я начал закладывать города, придумывать административные здания, лавки, кварталы домов для торговцев, ремесленников и жрецов. Потом я сделал порт, вылепил из глины корабли, помещения для зимовки и для хранения товаров.
В своих играх я выступал в роли планировщика городов, архитектора и строителя, и ночами меня всё чаще обуревали мечты заложить города и улицы, которые однажды станут процветающим центром для живущих там людей.
Мне очень не хватало Гайи. С ней я мог бы обсудить многое, собственно говоря, всё. Она любила то, что доставляло мне радость, и отвергала вещи, которые были мне не по душе.
Спустя примерно десять дней после гибели Гайи отец призвал меня к себе в афинский дворец. Он по-хорошему побеседовал со мной, представил меня одному египетскому сановнику, и мне было позволено даже присутствовать на торжественном обеде, который давали в честь этого гостя. На прощание египтянин пообещал прислать мне подарок.
Не прошло и месяца, как мне привезли Шиту, рабыню, в качестве дара сановника.
Управляющий привёл девушку, окинув меня при этом критическим взглядом, произнёс несколько ничего не значащих фраз и указал рабыне комнату, которая находилась как раз напротив помещения, где я спал. Стоило мне немного приподнять голову, как я сразу же видел, что она делает.
Первые дни и недели были для меня тяжёлыми: Гайя до такой степени заполняла моё сердце, что я отвергал Шиту, не желая видеть её возле себя. Но мало-помалу я начал присматриваться к ней. Говорила она мало, только заботилась обо мне. Она видела во мне лишь мальчугана неполных шестнадцати лет, который носил имя Минос и был сыном афинского царя.
Из разговоров, которые вели между собой во дворе рабыни, я знал, что Шита моя ровесница и подошла бы мне лучше, нежели Гайя.
— Царевич становится мужчиной, и ему нужна девушка, которая делила бы с ним ложе...
Образ Гайи не покидал меня. Но как-то однажды Шита тихонько вошла в мою комнату и поставила возле меня корзиночку со свежими фруктами, и я впервые увидел в ней женщину.
У Гайи была бронзовая кожа, а кожа Шиты имела светло-коричневый оттенок, свидетельствующий о том, что в ней немало анатолийской крови и в то же время в её роду встречались чернокожие предки.
Спустя примерно час она принесла мне кружку свежей воды.
— Сегодня так жарко, — заметила она просто, — и свежая вода тебе не помешает.
— На тебе красивая одежда, она мне нравится, — ответил я, улыбнувшись.
— Такие ткани ткут у нас на Ниле... Они дают прохладу и в то же время согревают. Я очень люблю эти яркие цветные полоски.
— Тебе нравится у нас? — спросил я, любуясь ею.
Она помолчала, подыскивая слова:
— У тебя, царевич, пожалуй; однако я пережила тяжёлые времена, которые долго не смогу забыть.
— Ты красивая, — заметил я, с восторгом глядя на неё.
Шита отпрянула, словно мои слова ранили её.
— Я причинил тебе боль? — обескураженно спросил я.
— Нет, — ответила она помешкав, — но...
— Что «но»?
— Когда мужчины говорили мне такое, они всегда испытывали какое-нибудь желание. И...
— Не волнуйся, — успокоил я, — теперь ты под моей защитой.
Поблагодарив меня кивком головы, она присела рядом и принялась обмахивать меня веером.
— Ты ещё не знаешь, какой жестокой бывает жизнь, — вздохнула она. — Это очень, очень тяжело.
Она сидела передо мной, скрестив ноги.
— Ты когда-нибудь уже любила мужчину? — спросил я, чувствуя ревность.
Шита опустила голову, ища слова, потом открыто посмотрела на меня. Мне казалось, что она глядит сквозь меня в какую-то туманную даль.
— Собственно говоря, нет. Но я ещё очень молода, хотя девушки в моём возрасте часто уже замужем. Пожалуй, были мужчины, которые говорили мне о любви, а в голове у них было совсем другое. Бывали моменты, когда мне казалось, что я люблю, однако это была всего лишь мечта, которая улетучивалась так же быстро, как и появлялась. — Она опять взглянула на меня. Взгляд её был чист. — Ты хороший, тебя я могла бы полюбить, — прошептала она, — если бы не была рабыней.