Я — миссионер - страница 15

Вечером накануне отъезда отец-эконом выдал будущим миссионерам несколько мешков провизии, каждому по ружью, мачете и непромокаемому плащу. На рассвете все уже были готовы отправиться в долгий путь. К каждому из путешественников подвели по два мула, один из которых был оседлан, а другой навьючен большими ящиками. В них под побрякушками, предназначенными для индейцев, лежали охотничьи ружья, мешочки с дробью и брикеты пороха.

Монахи сели на мулов, навьюченных привязали за поводья к седлам и тронулись в путь.

Когда путешественники трусцой выехали за ворота монастыря, отец Анхель повел их по самым глухим закоулкам. Ему хотелось избежать встречи с полицейскими или жандармами: если бы представителям власти пришло в голову проверить содержимое ящиков, было бы немало неприятностей по поводу оружия. А путешествовать по джунглям и тем более жить там без оружия — немыслимо. Оно давно уже было закуплено для миссионерской станции Макас, куда и направлялся караван. Под прикрытием густого утреннего тумана монахам удалось благополучно проехать через город.

Спустя несколько часов туман растаял, и ярко засветило солнце. Город остался далеко позади. Они ехали среди громадных бурых скал, между которыми росли разнообразнейших форм кактусы. Одни высокие, с несколькими толстыми ветвями, другие круглые, как арбузы, в красных и желтых цветах.

Солнце поднималось все выше. Подул горячий ветер. Всадники задыхались от зноя и дорожной пыли. Черные сутаны, поглощающие солнечные лучи, беспощадно жгли тела монахов. Но они двигались без остановки все дальше и дальше в горы.

В полдень отец Анхель разрешил наконец сделать привал. Соскочив с мулов, монахи развьючили их и дали животным попастись. В то время как мулы неохотно щипали вялую, полуобгоревшую траву, путешественники разместились под громадными кактусами, хотя тень от них была ничтожной. Вдруг де ла Фуэнте закричал:

— Змея!

Из норы выползла пестрая кобра. Огляделась, раздвоенным языком лизнула воздух и, заметив людей, угрожающе зашипела и поднялась на половину длины своего тела. Юноши в ужасе замерли. Но отец Анхель схватил мачете и одним взмахом отрубил змее голову. Отдых был испорчен. Хотя жара казалась невыносимой, монахи решили продолжать путь. Подкрепившись бутербродами и чаем из термосов, они оседлали мулов и двинулись дальше по горным хребтам.

Между камнями то тут, то там проскальзывали змеи. Через дорогу часто переползали тигровые ужи. Вспугнутые всадниками, серые ящерицы спешили скрыться между скалами. Такое огромное количество пресмыкающихся было очень неприятной неожиданностью для молодых монахов. Они вздыхали с облегчением лишь в низинах, у кустов, усыпанных красными нежными цветочками, вокруг которых летали большие, словно птицы, бабочки.

Ближе к вечеру юношей стало одолевать беспокойство: где ночевать? Вокруг ни дома, ни навеса, а солнце уже клонилось за горизонт.

Вдруг у громадной скалы они увидели длинное бамбуковое строение, крытое широкими банановыми листьями. У двери висела табличка с надписью, сделанной от руки: «Добрая надежда». Это был постоялый двор.

Как только караван остановился, из дома выбежала темнокожая полная женщина. Вьющиеся волосы собраны в пучок, в ушах — круглые серьги. Женщина сложила руки на животе и поклонилась отцу Анхелю.

— Каждый месяц, в полнолуние, жду вас, падресито.[10] Что-то вы и охотиться перестали, и в джунгли не ходите.

— Дела, синьора, дела! Власть избирали… — ответил отец Анхель. — А где хозяин, что не торопится взять у нас мулов? Устали за день… Жара…

— Болен хозяин, падресито. Болен. Две недели как с постели не поднимается. Лихорадка трясет, а я помочь ничем не могу. Горошек, оставленный вами до ливней, кончился. Знахарь приходил, но хозяин не пустил его в дом. Помогите, падресито! Отдам вам шкуру леопарда и анаконду добавлю. Сам хозяин у Сантьяго убил. Почти двенадцатиметровая. Сколько обуви будет. Помогите… Дайте тот зеленый волшебный горошек, которым лечится сам бог.

— Ладно, ладно, будет и горошек и другое лекарство. Будет. А теперь пустите нас в дом. Ночь надвигается.