Я - моя собственная жена - страница 16
. (Бруклинский акцент) Ширли Беккер, Нью Йорк Сити.
Вы думаете, что Вам поверят на слово?
Шарлотта. Прошу Вас! Я такая стара- я так устала…
Дайсук Ямагиши. Дайсук Ямагиши, Токио. Правда ли, что Ваша семья от вас отказалась? Что даже Ваш брат опровергает ваши истории?
Марк Финли. (гей активист) Марк Финли, Сан Франциско. Мы- гомосексуалы- постоянно отказывается от своей истории. От собственного прошлого. Может, поэтому мы рады приветствовать мучеников, даже если они фальшивые.
Прадип Культа. Прадип Культа, Бомбей. Так, все-таки, правда, что Вы женщина?
Клиф Туимбли. Клив Туимбли, Лондон. Вы в курсе, что тот самый человек, который присудил Вам медаль сегодня заявил, я цитирую «Всякий раз, когда Шарлотта фон Мальсдорф открывает свой рот, она лжет».
(Шарлотта делает паузу, она потрясена, так как более привыкла к обожанию, чем к такого рода критике. Она разворачивается к толпе, и говорит со спокойной уверенностью)
Шарлотта. Когда мне было почти сорок лет, моя мама стирала, понимаете? Она взяла мои чулки и подвязки и обернулась ко мне, она спросила «Лотхен, может, хватит играть и наряжаться. Ты уже взрослый мужчина. Когда же ты женишься»?
(Она широко открывает глаза и глядит на толпу, на каждого.)
И я ответила ей «Никогда, моя дорогая мамочка. Ich bin meine eigene Frau. Я своя собственная жена»
(Психиатр выходит вперед, чтобы дать заключение специалиста.)
Дитер Йоргенсен. Дитер Йоргенсен, психиатр, Бонн. Самый скандально известный трансвестит в Берлине ни конченый рецидивист, ни Макиавелли, она на самом деле душевно больной человек. Шарлотта фон Мальсдорф страдает аутизмом. Обратите внимание на ее манеру говорить: с повторами, оговорками, недомолвками, это больше похоже не на попытку общения, а на способ упорядочить внутренний хаос. Такое происходит со взрослыми людьми, страдающими аутизмом. Повторение, смягчают боль. Ее рассказы — это не ложь как таковая; это самолечение.
(Мы застаем Дуга посреди страстного спора с Джоном Марксом)
Дуг. Итак, что мы имеем в остатке? Обувную коробку, полную кассет. Я записывал все наши разговоры с Die Transvestiten. Океан болтовни.
Джон. Я повторяю, ты смотришь на поверхность, для тебя все либо черное, либо белое. Эти газетные статьи, досье…
Дуг. Но я должен ей верить так же, как она верит в свои истории. Я должен верить, что много лет назад, в спальне, ее добрая тетя дала смущенному племяннику книгу и благословила. Что маленький мальчик- в мамином платье- спасся от армии. Что Лотар Берфельд проложил свою дорогу между двумя самыми страшными режимами Западного мира: режимом нацистов и режимом штази. Я должен поверить, что это — правда. Что такое на самом деле могло случиться.
Джон. Что же ты будешь делать?
Дуг. Понятия не имею. Я растерян, я решительно не понимаю, что нужно выбросить, а что оставить.
(Внезапно, как воспоминание из прошлого, возникает идея. Он вспомнил что-то, что происходило раньше)
(Дуг оборачивается к Шарлотте, и задает ей вопрос)
Шарлотта, что Вы делаете, когда вещи теряют свой блеск?
Вы когда-нибудь красили или покрывали их новым лаком?
Шарлотта. Я не склеиваю кусочки. Нет. Diese alte Anrichte? Поверхность такая же древняя, как и сам предмет. Она тоже старинная.
(Шарлотта подходит к миниатюрному музею; она берет в руки большую, покрытую вельветом коробку. Она достает маленький рояльчик.)
Царапины и щербинки. Облупившаяся краска. Трещины.
(Она кладет осторожно его в коробочку. Берет маленький буфет.)
Поломанная балюстрада, сломанная дверца. Все это говорит о прошлом. И поэтому, Вы должны оставить все, как есть.
(Она бережно кладет буфет в коробочку. Берет маленькую софу; кукольный стульчик.)
Этой мебели уже больше ста лет. Люди сидели на ней, спали, писали письма, ели.
Люди пытались сжечь все это. Во времена нацистов, во время штази.
(Бюст Кайзера Вильгельма 2-го).
И все еще они живы. Это не бутафория. Всем этим пользовались.
(Дуг берет старый фонограф)
Дуг. Может ли вещь стать настолько старой, настолько поломанной, что вы ее выбросите?
(Она забирает фонограф у него из рук и осторожно кладет в коробку.)