Я начинаю путь... - страница 21
– Ваня! Бежим отсюда! За нами эсэсовцы пришли, хотят нас в сиротский дом отправить, а маму с папой в тюрьму посадить!
Вот те на! Знакомое словечко! Оказывается, им тут родители пугали непослушных детей. «Вот вызову эсэсовцев, и они отправят тебя в сиротский дом!» Эсэсовцы – тут так прозвали инспекторов социальной службы.
– Вот она! Помогите ее отвести в машину! – услышала я позади себя голос запыхавшейся чиновницы.
В ту же секунду я была схвачена школьным охранником. Начала вырываться – бесполезно! Его силы и мои даже сравнивать не стоит.
– Отпусти ее, сука! – это уже подскочивший к нам Ванька. – Кому сказал, отпусти ее!
– А вы тоже собирайтесь с нами, – противным голосом начала эсэсовка.
И тут произошло то, чего я совсем от брата не ожидала. Внезапно, с прыжка, он влепил кулаком охраннику в переносицу. Лицо охранника залила брызнувшая из носа кровь, и от неожиданности он выпустил меня.
– Бежим, Маша!
Гнался ли кто за нами, я не знаю. Да если бы и пытался, все равно у него ничего бы не вышло. Все-таки занятия бегом и паркуром сделали свое дело. Не разбирая дороги, с ходу преодолевая препятствия, мы добежали до двери родной квартиры. Родителей в это время, естественно, дома не было.
– Что делать теперь будем? С эсэсовцами шутки плохи. Они действительно нас могут в приют упечь.
– А здорово ты ему врезал! Как это у тебя вышло?
– Сам не знаю. Наверное, потому, что испугался за тебя. Так что делать теперь?
– Почему ты меня спрашиваешь? Ты у нас старший! Тебе и думать.
– Не лезет ничего в голову. Может, у тебя что выйдет? Ты ведь у нас еще та выдумщица.
– Уже вышло! Явились соколики! – А это уже не Маша, а я. Как только стресс прошел, я попросила Машу во всем довериться мне и ничего не делать самостоятельно.
Между тем в окно было видно, как, распугав тусовку гопников, во двор въехал полицейский микроавтобус.
Стоило ему остановиться, как из него быстро выскочили штурмовики спецназа. Следом за ним такой же микроавтобус скорой помощи, а за ним… Боже мой! Когда это они узнали! Телевидение пожаловало!
– Так что, Маша, делать будем?
– Одеваемся, закрываем квартиру. И сдаемся.
– Зачем тогда бежали?
– Верхнюю одежду захватить. Ты ведь не хочешь простуду подцепить. Хватит таращиться, одевайся быстрей, пока они на штурм не пошли!
Штурм нам действительно был не нужен. Ведь спецназу все до лампады. Дверь выломают, нас схватят и уведут, а за квартирой кто присмотрит? Тем временем по громкоговорителю раздался призыв к добровольной сдаче, а спецназовцы уже вошли в подъезд.
– Собрался? Пошли, чего заставлять людей ждать?
Пока спускались по лестнице, ведь лифт наверняка уже обесточили, я провела быстрый инструктаж:
– Сейчас сдаемся без сопротивления. Рыпаться и качать права незачем. Далее, о том, что это ты мне глаз подбил – ни слова! Нас тогда просто разведут с тобой, а родителей все равно накажут, за то, что эсэсовцам про это не донесли. Понял?
– Понял. А дальше…
– А дальше я говорю, что эта эсэсовка ко мне на улице приставала, а когда я начала вырываться, она меня ударила.
– Машка, да кто тебе поверит?
– Все, молчим и сдаемся.
Вопреки тому, что показывают по ТВ, спецназовцы не стали нас ни класть на землю, ни надевать наручники. Нас просто окружили и проводили до отсека для задержанных.
А потом было разбирательство, во время которого я и обвинила эсэсовку в домогательствах. С точки зрения закона, грош цена была моим показаниям, ведь мне не было еще двенадцати лет. Но, как говорится, осадочек остался. Тут я попала в самую точку. Инспекторов и воспитателей этого департамента и раньше ловили на нарушении этики. Так что поверили скорее мне, чем этой мегере. Тут и адвокат наш подсуетился, собрав свидетельства о благонамеренном поведении что нашем, что наших родителей. Ну а то, что Иван бил охранника, защищая сестру от домогательств… Вообще-то здешний закон не любил, когда граждане оказывали сопротивление должностным лицам. Просто сочувствие судьи, женщины семейной и обремененной детьми, было на нашей стороне, а не на стороне незамужней бездетной стервы. Приговор был вынесен по принципу «ни вашим, ни нашим». Каждый остался при своем мнении и без последствий, если не считать возмещения охраннику за разбитую переносицу.