«…Я не имею отношения к Серебряному веку…»: Письма И.В. Одоевцевой В.Ф. Маркову (1956-1975) - страница 16

О Вашей статье о Лозинском замечания Г<еоргий> В<ладимирович> напишет — он только что сказал мне это — на отдельном листке. Это ему еще по перу. Он вдруг решился Вам написать[148].

Теперь мы оба просим Вас описать нам Ваш новый дом, где, слава Богу, «собаки могут чувствовать себя хозяевами». Надеюсь, что и Вы с женой тоже и что Вам всем в Холливуде хорошо.

Мы оба очень хотим знать подробности Вашего устройства — что и как.

Мы даже не знаем, готова ли уже Ваша диссертация или нет.

Как Вам пришелся по вкусу Ульянов, уничтожающий Чаадаева?[149] Не кажется ли Вам, что он позавидовал Вашим лаврам от общественной пощечины? Но сделал он это без элегантности, и сравнение с Хлестаковым — странное мальчишество в таком солидном тяжелом уме.

Меня статья даже огорчила — я с Ульяновым подружилась перед его отъездом в Канаду. Он очень милый — по-особенному — наивный и своеобразный. И страшно упрямый — никак его нельзя было уговорить не уезжать в Канаду и остаться в Париже, который ему страшно нравился и где ему хотелось жить.

Читали ли Вы «Перекати-поле» Е. Печаткиной?[150] И знаете ли ее лично? Я о ней никогда не слыхала, но роман ее, присланный ею нам, меня поразил. Е.П. Грот, оказавшаяся добрейшей душой, посылает Г<еоргию> В<ладимировичу> лекарства и всячески старается для нас. Она хочет устроить вечер Г<еоргия> В<ладимировича> в Холливуде. Но это все проекты. Если бы все же вышло, хорошо было бы, если Ваша жена согласилась бы прочитать стихи Г<еоргия> В<ладимировича>. Кстати, ее статья, т. е. Е.П. Грот о Есенине в «У Золотых ворот»[151], очень интересна. Я и не знала, что он из старообрядцев. И его «Ключи Марии»[152], к сожалению, не читала.

До свидания. Желаю Вам и всем Вашим удачи и радости.

Напишите, что Вы думаете о моих стихах в «Н<овом> журнале»[153] — он ведь скоро выйдет — откровенно. С сердечным приветом

И. Одоевцева

<На полях:> Нет, Г<еоргий> В<ладимирович> только грозился написать Вам. Он слишком слаб, не может. Напишите ему скорей.

13 января <1958 г.>

С Новым годом, дорогой Владимир Федрович,

Сегодня 13 января — канун Нового Старого года — день, в который до войны устраивался грандиозный литературный бал[154]. Но зачем вспоминать о том, что прошло, забвением поросло, как говорит поэт (я).

Лучше о настоящем. Мы очень рады за Вас, что морока с переездом прошла и снова у Вас и дом, и сад, и собакам есть разгуляться где на воле[155], как тоже сказал поэт (Лермонтов). (Один вздор я горожу! Стыдно.)

Ну вот, поздравляем Вас от души и желаем всяческого благополучия и удачи на новом месте в 1958 году — и последующих.

Г<еоргий> В<ладимирович> хотел бы Вам сам написать, но он так плохо себя чувствует, что лежит весь день в каком-то полузабытьи.

Насчет «Кристабель»[156] Вы абсолютно правы. Я в те дни еще почти не была знакома с Г<еоргием> В<ладимировичем>, но помню, с каким восторгом о переводе Г<еоргия> В<ладимировича> отзывались Гумилев и Лозинский[157].

Боюсь, что и Лозинский часто так же отдаленно схож с переводимым оригиналом. Нет, простите, мне совсем не нравится

Это, по-моему, просто плохо — не горестен, а горек. Не ломоть, а хлеб — или по крайней мере — ломоть хлеба. Сходить и восходить. Сначала бы уж восходить, а сходить потом. Но ведь, кажется, — «как круты ступени чужих лестниц». Но об этом не стоит спорить. Лозинский был умница и прелесть. Одно его стихотворение попало и в мой «золотой фонд»:

Вторая строфа слабая, но эта, по-моему, очаровательна. Обыкновенно же он писал:

и тому подобное. Зато острил замечательно[159].

«Кристабель» в переводе Г<еоргия> В<ладимировича> потрясла мое сердце, и я написала — под влиянием, вот такими корявыми четырехударными паузниками — «поэму о Луне», напечатанную во 2-м № «Дома искусства» с иллюстрациями Добужинского. Темой послужила легенда, найденная мной в книге сына Жорж Занд Мориса[160]