Я отыщу тебя в прошлом - страница 10
Помощники, спустив едва державшийся отвесной порог кареты, – точно рухлядь, мне очень интересно ее изучить изнутри, – помогли сесть в нее, ловко устроив сундук с платьями в отделение для багажа. Кучер должен отвезти меня на центральную Лондонскую остановку дилижанса, откуда обязаны забрать слуги графини.
Я ехала в этом ужасе, не чувствуя жуткой тряски и не слыша грохота, потому что все внимание было там – на длинных и широких, гладко вымощенных улицах. А посмотреть было на что! Пешеходные дорожки, устланные большими камнями. Невысокие аккуратные здания с дверями, натертыми воском, и от этого блестевшие, как зеркало. Красивые скверы, богатые магазины и лавки, где сквозь стеклянные двери виднелось множество разных товаров…
О, я наконец заметила настоящие фонари, беспрерывным рядом бегущие по обеим сторонам дороги. Не знаю, как дождусь вечера, так интересно самой посмотреть, как их зажигают!
Графиня Торнхилл, леди лет пятидесяти в высоком кремовом тюрбане с небольшим пером, встретила меня в гостиной. Сейчас она сидела на обтянутом парчой диванчике напротив, сухо изучая внучку, то есть меня, проницательным взглядом.
Затаив дыхание, я стояла посреди комнаты, потупив глазки, и едва скрывала волнение. А вдруг она решит, что я не похожа на ее дочь?!
Ведь и вправду не похожа. Совершенно.
Тут открылась еще одна деталь, которую в институте никто предугадать не мог! Я была выше всех в этой комнате! И кучера со слугой, вносивших в гостиную мой сундук, и дворецкого, и всех обитателей графского дома, вышедших встречать родственницу графини Торнхилл. И вообще, выше тех немногих, кого сегодня повстречала в Лондоне!
От волнения я никак не могла вспомнить: книгу о путешествии Гулливера среди лилипутов уже написал Джонатан Свифт или еще нет. Надеюсь, я не стану прообразом Гулливера! Но тут же успокоилась – он ее уже написал! Как раз сто лет назад от этого времени…
Из английских «великанов» на память пришли братья Бельцони, египтологи. Они производили внушительное впечатление своими шестью футами и одним дюймом в эру, когда рост среднего англичанина не превышал пяти футов. Значит, мои пять футов восемь дюймов, по их подсчетам, просто «гигантский» для девушки рост. Тут эти печальные раздумья строгим голосом прервала графиня, размышлявшая, видимо, так же:
– Мисс, у вас неприлично высокий рост! И это наследство никак не моей крошечной дочери! У вас, может, только… ее глаза? – задумчиво отметила графиня.
– Да, миледи, я похожа на папу, – тихо сказала я, вновь почтительно опустив взгляд.
Она вновь пытливо на меня посмотрела…
– Представляю, как тебя замучили этим ростом! – сердечно промолвила пожилая леди, покачав головой. Перо на ее тюрбане заколыхалось в такт словам.
В сильном удивлении я подняла глаза на улыбающуюся старушку. Графиня мне посочувствовала! Это было отчетливо слышно в ее голосе. Если бы она только знала… Я приготовилась выдерживать атаки злобной фурии под покровом почтительности, прикрывшись псевдосмирением как щитом, но сочувствие? Вот уж никак не ожидала!
Среди знакомых я выделялась маленьким ростом и очень от этого страдала. Особенно на уроках самообороны, когда не могла опрокинуть крупного учителя по предмету. Поэтому ощущать себя этакой громадиной было для меня внове.
Графиня все это время участливо изучала мое лицо.
– Благодарю, вы правы, ваша светлость, это действительно тяжело.
Графиня продолжала внимательно меня рассматривать и, немного подумав, предложила:
– Мы обе знаем, кто я тебе, вот и зови меня бабушкой!
Я обомлела, резко посмотрев в ее глаза, утонувшие в грусти. Она за меня переживает? Вот вам и «старая карга», не желающая видеть внучку…
– Спасибо, ваша св… бабушка, – тронутая таким исходом, пробормотала я, вернув взгляд светлому восточному ковру на полу.
Едва сдерживая слезы, она кивнула и вышла из гостиной, оставив меня наедине с молоденькой горничной. Веселая девушка с продолговатым лицом и кучей веснушек на щечках проводила меня по лестнице на второй этаж, исподволь с любопытством осматривая мои шляпку и платье. Я вошла в комнату вслед за ней. Чудесная спальня. В немного устаревшем стиле неоклассицизм, или ампир, в котором все фундаментальное, симметричное и одновременно прекрасное.