Я пришел взорвать мир - страница 13

Гор медленно поднялся на ноги. Рогги Бур не мешал ему: Поджигатель был совершенно уверен в собственных силах.

Только здесь он допустил ошибку.

Урожденные Сильные умели убивать. За многотысячелетнюю историю своей Линии они продвинулись далеко в искусстве войны, тактики, стратегии, разведки, интеллектуального саботажа. Но, как водится, данное обстоятельство имело и свою оборотную сторону.

Сильные презирали искусство. Может, потому Поджигатель не знал одного маленького секрета странствующих Мимов, который не раз спасал жизнь многим из них. Секрет этот не особо распространялся за пределы мимических родов: дело в том, что каждый столкнувшийся с ним, уже не мог ничего никому рассказать.

Мим не может убить. Это противоречит устройству его души. Но Мим слишком часто играет смерть и убийство. Ведь что еще заставляет биться чаще сердца благодарных зрителей? Только любовь и смерть. Без смерти нет трагедии, без трагедии нет искусства…

И настоящий Мим каждый раз любит и умирает на сцене по-настоящему. Почти.

У этого умения тоже есть оборотная сторона. Надо только очень верить в тот образ, который ты надел на себя, словно очередную маску…

Поджигатель сделал шаг в сторону жертвы, для пущего эффекта ловко перебрасывая нож из руки в руку. И замер в изумлении: навстречу ему шагнуло его собственное отражение! Такое же решительное, ловкое в движениях, предвкушающее скорую расправу над… Над кем?

– Ты, что Мим, играть со мной вздумал?! – прохрипел Поджигатель и, резко выдохнув, бросился на того, кто так не вовремя решил спародировать его намерения.

Отражение не замедлило в точности, с разницей в доли секунды, повторить атаку.

И два свирепых близнеца слились в череде молниеносных движений.

Схватка была короткой. Со странным, удивленным хрипом Поджигатель осел на подсвеченную фонарями дорожку.

Где-то неподалеку, в полумраке сквера испуганно вскрикнула женщина, по другую сторону бросилась наутек какая-то не вовремя проходившая мимо парочка.

Поджигатель, мучительно дыша, сидел в луже собственной крови. У ног лежал его же собственный нож, только что вспоровший ему внутренности, иссекший грудь, руки, лицо.

– Как, как это… – недоуменно прошептал Рогги Бур и, обмякнув, отключился.

Мим не может убить. Но может искусно сыграть своего противника – все, вплоть до самых тонких приемов. И ослепленный такой игрой враг погибнет от собственного же оружия, нанеся последний, отчаянный удар себе самому.

И это – более, чем справедливо.

Хотя и очень печально – как любая смерть…

Гор стоял над поверженным врагом, и глаза его были полны слез. Теперь он чувствовал, будто этим ножом только что убил самого себя. Или ту маленькую частицу собственной души, которая, умирая, навсегда меняет самого человека…

С высоты орбиты маленькая голубая планета выглядит вполне безобидно. Все те же океаны, континенты, облака – как на любом из известных миров. Кто бы мог подумать, что все это – не более, чем иллюзия, фикция? Что все это буйство роскошных красок скрывает притаившуюся на дне атмосферы зловонную свалку отходов рода человеческого – миллиарды копошащихся в собственных нечистотах червей в обманчивом человеческом обличии?

Несмотря на знание фактов, Кору-Зан не мог отказать себе в довольно извращенном удовольствии полюбоваться висящим в пустоте шаром, подернутым дымкой ядовитой атмосферы. Взгляд притягивала не только красота переменчивых белых узоров.

Там, внизу, похоронена Тайна. Настолько туманная, недоступная, что многие Эстеты, посвятившие себя исследованиям неведомого, не находят покоя в тщетных поисках истины. Говорят, сами Созерцатели, что незримо дергают за ниточки сущего, не владеют полнотой картины. Конечно, в это верилось с трудом: все же, Земля, какова она есть – в немалой степени продукт недоступных для понимания интеллектуальных изысков Созерцателей.

Возможно, к концу долгой, наполненной размышлениями жизни, он и сам придет к пониманию…

Но сейчас перед ним стоят совсем другие задачи.

– Ипс! – позвал Кору-Зан.

За спиной тихо возник раб.

Родовитый Эстет из клана Занов может позволить себе раба даже на тайной Базе, зависшей в мертвом пространстве близ запретного мира. Конечно – раба тщательно проверенного Мусорщиками. Кору неприятны эти проверки – он недолюбливал Мусорщиков. Тем более, что данные Ипса безупречны: специально выведенная особь Безмолвной Линии вызывала зависть даже у сдержанных коллег. Не каждый Эстет мог обзавестись подобным экземпляром.