Я Распутинъ. Книга 2 - страница 4

стр.

– Четвертое. Запретить проституцию, закрыть публичные дома.

В кабинете повисло молчание, обе женщины разглядывали меня как диковинку.

– Разврат запрещен по вере нашей. Как там сказано в Притчах? – пожал плечами я – «Блудница – глубокая пропасть».

Получилось двусмысленно. Одновременные отношения с Лохтиной и эсеркой именно что под разврат и попадали. Мои «пропасти» возмущенно переглянулись.

– Или вы миритесь и работаете над общим делом – я срочно решил поменять тему – Или вон из общины.

– Что значит общее дело?

– Партии «небесников» потребна женская фракция. Вон гляньте на вторую Думу. Одни мужики! А Рассея – она женщина!

На эту сентенцию и Лохтина и Елена согласно кивнули, вновь посмотрели друг на друга. Уже без гнева, оценивающе так.

– Скажу Перцову устроить встречу с репортерами.

Женский вопрос – это бомба. После того, как она взорвется и Лохтиной и эсерке будет не до бабских разборок. Успевай отбиваться и агитировать.

– Нас заклеймят сумасшедшими суфражистками – покачала головой Елена.

– Пущай клеймят – махнул рукой я – Как сказал один восточный мудрец. Сначала они тебя не замечают, потом смеются над тобой, затем борются с тобой. А потом ты побеждаешь. В вашу победу я верю. Вона скока в вас сил!

Эх…Зря я это озвучил.

– Аборты – тихо произнесла Лохтина.

– Да, надо включить в программу – согласилась Елена.

Вот так и живем. Ты им палец даешь – они руку откусывают.

– Да вы с ума сошли?! Детоубийство?? – я пригляделся к женщинам. Не беременны ли? Под ложечкой неприятно засосало – Обчество такое не поймет! Давайте начнем с простого.

Честно сказать, я сильно сомневался, что общество поймет и право голоса для женщин. А уж тем более право быть избранной. Но тут всегда можно было сдать позиции – «вы нам вот это, а мы отказываемся от этого».

Вон, даже в продвинутой Англии женщины смогли избраться в парламент только в 19-м году. Знаменитая леди Астор. Та, что сказала Черчиллю, что если бы он был ее мужем, то она бы сыпанула яд ему в кофе. На что тот ответил, что если бы она была его женой – он это кофе выпил. Мощная баба.

– Никаких вытравливаний плода! – припечатал я – Грех это! Токмо то, что в бумаге писано. Идите учите!

* * *

После разговора с любовницами, чувствовал будто вагон со шпалами разгрузил. Но увы, подвезли новый. Курьер принес газеты. В том числе европейские.

Я открыл Таймс и понял – меня заметили. «Игроки» открыли сезон охоты. Может не Рокфеллеры с Ротшильдами, помельче киты, но кто-то явно заинтересовался и даже потратился.

На второй странице была статья, посвященная «новому фавориту Романовых». В ней вспомнили все. И припадочного Митьку, которого ко двору привез Елпидифор Кананыкин – псаломщик церкви села Гоева. Тот обещал Аликс и Ники наследника, но рождались все время дочки. Припадочного убрали. И Филиппа Низье с его пророчествами. Ни одно из которых тоже не сбылось. Репортер шел от одного «блаженного» к другому, описывая историю мошенников при царской семье. Венчала статью моя фигура – дутый старец, конокрад из под Тобольска (пришлось объяснять английским читателям где это), начал карьеру с обработки экзальтированных барышень, которых «водил в баню». Тут очень кстати, пришлась история миллионерши Башмаковой, которую «лечил» Гришка и которая собственно, первая открыла Распутина миру.

Нет, ну какие суки! Я скомкал газету, чуть не выкинул ее. Потом все-таки справился с собой, расправил обратно. Раритет ведь. Три недели к нам ехала из «Туманного Альбиона».

Прикинул. Заметили меня в ноябре, испугались в декабре – после скандальной отставки НикНика. Когда не сработало с денщиками и дуэлью, уже в январе недоброжелатели здорово порылись в «моем» прошлом, отгрузили информацию иностранцам. И те не тянули. Тут же все оформили в статью.

Помнится, так поступил Андропов, когда решил утопить потенциального преемника Брежнева – главу Ленинграда, Григория Романова. Слил придуманную историю с битьем на свадьбе дочки Романова сервиза Екатерины Великой из Эрмитажа. И это сработало – Григорий потом двадцать лет пытался отмыться от этого дерьма.

Первый выстрел в необъявленной войне сделан. Кому-то при дворе мое усиление резко не понравилось. Вопрос – кому?