Я - Русский офицер! - страница 21

Несколько раз подряд Фикса затянулся, словно обдумывая план своих действий и, втянув последний раз табачный дым, бросил окурок на пол. К своему удивлению он услышал, что окурок упал с каким-то странным шипением. Приглядевшись, Фикса увидел, что черная вода залила половину камеры. При свете тусклой лампочки и света исходившего из маленького окна, он увидел вздувшиеся трупы крыс, которые плавали на поверхности, словно рыбацкие поплавки. Вперемешку с крысами на поверхности прорисовывались странные колбаски цилиндрической формы.

— Говно, говно, это же говно! — заорал он и, дотянувшись с настила до двери, стукнул в неё ногой. Ботинок без шнурков, сорвался с ноги и, хлюпнув, упал в воду, добровольно присоединясь к дохлым крысам и человеческому дерьму, влившись в их зловонный коллектив.

— Сука, сука, сука!!! — заорал взбешенный Фикса.

В этот момент, что-то заурчало, захлюпало и, вглядевшись в темный угол камеры, Сашка заметил, как из разбитого чугунного стояка тюремной канализации вывалились новые порции свежего человеческого дерьма, которое тут же поплыло по камере.

— Суки, суки, хорош срать! — заорал он и, сняв оставшийся ботинок, стал неистово стучать им в стену, надеясь что его кто-то услышит.

Лежавший на настиле майор Краснов вновь застонал, и сквозь стон, сквозь какой-то гортанный хрип еле прошептал:

— Пить, пить…

Фикса вновь закурил, стараясь осмыслить сложившуюся ситуацию. В голове была только одна мысль, она крутилась, словно акробат на перекладине, не давая его разуму покоя. Валеркин отец и он… Это было каким-то сном, какой-то страшной шуткой его воровской судьбы.

До крана с холодной и чистой водой было всего два метра. Она текла фактически не переставая, но чтобы достать её, чтобы утолить свою жажду и спасти отца этого «ботаника» и хлюпика Валерки Краснова, нужно было сейчас вступить своей ногой в это дерьмо, которое плавало по всей камере. Представив себя по колено в вонючем говне, Фиксу даже стошнило. Он вскочил и, встав на четвереньки на краю настила, стал блевать, возвращая скудную тюремную баланду. Рвотные спазмы стали вырывать из него куски кишек, остатки тюремной пайки, и то жалкое количество желудочного сока, который еще не успел переварить скудную пищу. Его сердце в этот миг колотилось в бешеном ритме, и, не смотря на жуткий холод, обосновавшийся в этой камере, его пробил пот.

— Пить, пить… — вновь простонал майор Краснов.

И этот его стон еще больше натягивал Фиксины душевные струны. Сейчас он мог попросту отвернуться от него, мог отказать в помощи и даже задушить этого побитого вертухаями майора. Он мог вообще не обращать на него никакого внимания.

Пусть дохнет… Пусть себе дохнет, ведь он, без пяти минут вор в законе знал, что ни местная Каторжане, ни его блатные кореша, никогда не осудили бы его за этот поступок. С другой стороны — как же Валерка!? Хоть он и был его враг детства, хоть он и увел у него самую красивую девушку на свете — Ленку, все же, в душе Сашки Фескина, в его сердце было то, что толкало его к этому крану с водой, не смотря даже на плавающие по камере человеческие фекалии.

Фикса знал, что на смоленском централе есть такая хата, где жажда и голод ломали человека, заставляя его опускаться не только в дерьмо, но и духом, и подписывать то, что гарантировало арестанту глоток свежего воздуха, да чистой воды. Сашка не знал, да, наверное, не верил, что сам может угодить в это место, и это как назло свершилось.

— Пить, — чуть тише простонал майор, и Фикса понял, что сейчас время пошло уже на минуты.

Взяв в руки лежащую на настиле пустую консервную банку, он уверенно закатал свои штаны и, противясь этому всей душей, стал медленно опускать ногу в эту зловонную жижу. Вновь рвота подкатила к его горлу, вновь спазмы начали выворачивать его кишки наизнанку, но Фикса усилием воли уверенно опускал и опускал в это вонючее дерьмо свою ногу все глубже и глубже. Ощутив голой пяткой дно, он встал и почувствовал, как стародавние и уже разложившиеся человеческие испражнения, словно глина скользнули меж его пальцев.

— Суки! — заорал он от пробившегося на волю психоза, резко опустил вторую ногу, как бы желая доказать, что даже это вонючее дерьмо, эти вздувшиеся тела дохлых крыс не смогут удержать его от поистине праведного поступка и сломить его волю настоящего жигана.