Я - Русский офицер! - страница 24

— А я, Петрович, в политику не лезу. Вон вашего брата сколько сидит… Полная тюрьма. В каждой хате по несколько человек лишних. Каждую ночь в подвале расстрельные приговоры в исполнение приводятся. Мочат народ русский — мама, не горюй! Я не хочу под вышку. Лучше быть блатным вором, чем политическим жмуром. Во!

— Это, Саша, ты говоришь правильно. Да и философия твоя мне понятна. Ноги они ведь из жопы растут, поэтому их в дерьмо можно ставить смело. А раз в дерьмо наступишь, то всю жизнь оно вонять будет, жизни не хватит отмыться.

Фескин посмотрел на свои ноги, почесал под подмышками, разгоняя собравшихся там на собрание вшей.

— Я, Саша, это образно говорю! Натуральное говно в бане отмоешь, а вот внутреннее…. То, которое внутри, его никогда… Оно вечно. А люди, люди они чувствуют, в ком этого дерьма много, а в ком…

— А я понял, Петрович, — перебил его Фескин и задумался.

Он стал размышлять над словами сказанными Красновым. Как-то само собой он вновь вытащил папиросы и предложил майору. Краснов отказываться не стал, видно предчувствие скорого конца не отпускало его ни на миг. Вот и хотел Валеркин отец жить на полную катушку даже среди этого вонючего болота.

Сколько прошло времени, было неизвестно. Дверь в камеру открылась, и в его проеме показался «кум». Он стоял с видом хозяина, широко расставив свои ноги. Хромовые сапоги были начищены до зеркального блеска. Синие галифе были выглажены так, что об них можно было порезать пальцы. Новая портупея с наганом в кобуре перепоясывала такую же новенькую шевьетовую офицерскую гимнастерку.

— Ну что, авторитетик, ты созрел для нашего базара? — спросил начальник оперативной службы тюрьмы. — В говне сидишь по самые уши? Я слышал, ты хочешь со мой поговорить?

Фескин взглянул на кума и сказал:

— Знаешь, начальник, — это говно отмыть в бане можно. Страшнее то, которое внутри. Его отмыть ни одной жизни не хватит, — гордо ответил Фескин, повторяя слова Краснова. — Ты, начальник, «лепилу» приторань, а то этот майор загнется, — продолжил Фескин, и кивком указал на лежащего политарестанта. Он рассчитывал, что сможет через санитара передать в камеру «маляву», в которой обрисует всю ситуацию, в которой оказался.

— Ему «лепила» не нужен! Этому немецкому шпиону и так осталось жить до приговора «тройки». Чекисты на него уже собрали досье по 58-1а. Осталось только в трибунал передать и — все! Эй, майор, ты повремени подыхать-то, тебе завтра с делом знакомиться, — сказал «кум» через плечо Фескина. — Так что, Ферзь, будешь с администрацией дружить?

— Хрен возьмешь, начальник, Сашу Ферзя! — сказал Фескин и, согнув руку в локте, другой рукой стукнул по внутренней стороне, показывая такой русский хер.

— Ну что ж, тогда посиди еще в этом дерьме суток пять, может до тебя дойдет. Не таких воров ломали…

Кум плюнул себе под ноги, и дверь в камеру закрылась. В ней вновь стало темно и тихо.

— Слушай, Петрович, нам надо что-то делать. Эти вертухаи нас тут сгноят. Это факт…

— Бежать, что ли? — спросил Краснов.

— Да отсюда ты, хрен на лыжи встанешь. Я просто хочу связаться по тюремному «телефону» и организовать нам с тобой нехилый «грев». Жрать хочу, как медведь бороться.

Сказанные опером слова очень тронули Краснова. Он знал, что за «измену» Родине, которую ему вменяют, он точно получит расстрел. Еще были свежи в памяти репрессии над Тухачевским, Якиром, Рокоссовским. Так-то были боевые генералы, которым немалые сроки дали, что уж говорить о сотнях и тысячах простых майорах и капитанах, расстрелянных по доносам своих же сослуживцев.

Времени оставалось очень мало, и он решил через Фиксу передать весточку жене и сыну.

— Саша, у нас, наверное, есть еще пару дней. Я знаю, что я сюда, в эту камеру больше не вернусь, а ты, наверное, сможешь увидеть Валерку и передать ему мои последние слова.

— Петрович, о чем это вы? Я думаю, что суд во всем разберется. Этого же не может быть?

— Может, Саша, может… Мы, просто заложники своего времени… Нам не повезло…

Фикса смахнул рукой слезу со щеки и, вскочив на деревянный настил, заорал:

— Суки, как я вас ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!