Я свидетельствую перед миром - страница 6

.

Мечтая о дипломатической, то есть, по определению, гражданской, карьере, он, однако, проявляет свойственное ему во всем рвение и на военном поприще: заканчивает в 1936 году конноартиллерийское училище во Владимире-Волынском первым в своем выпуске и получает в награду почетную шпагу от президента Польской Республики. Первым стоит его имя и в списке выпускников элитной дипломатической школы (1938 г.). Наконец, 1 февраля 1939 года, его принимают на службу в МИД.

Ровно через год подпоручик Ян Козелевский (в то время он носит подпольный псевдоним Ян Каницкий), прибыв из оккупированной Варшавы во Францию, кратко описывает для премьер-министра польского правительства в изгнании[5] генерала Сикорского путь, который он прошел с сентября 1939 года, после разгрома Польши: «шесть недель провел в заключении у большевиков под Полтавой», выдан Германии как простой солдат, уроженец Лодзи, «десять дней пробыл в немецком концлагере в Радоме», бежал, стал работать в подполье. «С подпольными заданиями побывал во Львове, Лодзи, Вильно, Познани, Люблине и т. д. Я брат пана Конрада, то есть полковника Козелевского». Вместе с Марианом — «паном Конрадом» — они уже в декабре 1939 года составили первый отчет о положении польского населения и общественном мнении в стране (который был передан правительству в изгнании неким дипломатом нейтральной страны) — отсюда глубокая осведомленность, которую Ян проявил в 1940 году в Париже и Анже, куда был послан курьером от польских подпольщиков. В Париже он записался добровольцем в формирующуюся польскую армию, но в том же документе приписал: «Если правительство сочтет нужным, я готов вернуться в Польшу и оставаться там. Мое желание — служить Польше в самых трудных условиях». Слово «трудных» подчеркнуто Сикорским.

Между тем в Анже, где тогда находилось польское правительство, и генерал Сикорский, и его сподвижник, бдительный министр внутренних дел профессор Станислав Кот, приняли Карского довольно сдержанно, опасаясь, не относится ли он к ярым последователям маршала Пилсудского. Однако Кот, опытный педагог, очень скоро понял, что перед ним человек редкостных качеств — позднее в Лондоне он назовет его настоящей жемчужиной, — высоко оценил его дисциплинированность, цепкую память, аналитический ум и решил сделать его доверенным эмиссаром правительства. «Вы покорили профессора Кота», — удивленно сказал Сикорский молодому подпоручику. А тот, по приказанию Кота, выучил наизусть длинные и сложные инструкции, которые правительство передавало руководителям Сопротивления.

Моральными и профессиональными качествами эмиссара неизменно восхищались все, с кем он работал. Когда в апреле

1940 года, вернувшись в Варшаву, он отчитался перед лидерами политических партий, они были буквально потрясены. Сам же он скромно называл себя «граммофонной пластинкой, которую записывают, пересылают и прослушивают», и считал своим долгом скрупулезно выполнять то, что ему поручали.

Из страха заговорить под пыткой в гестапо он пытался покончить с собой — патриотическая жертва, значимость которой для ревностного католика трудно переоценить. Когда же он отправлялся с другим важнейшим заданием, причем двойным — от Делегатуры (представительства польского правительства в изгнании внутри страны) и от евреев гетто, — иерархи католической церкви оккупированной Польши дали позволение вручить ему медальон с частицей Святых Даров. Одновременно подпольщики снабдили курьера дозой яда. Понимая несовместимость этих вещей, он перед отъездом отказался от яда. Карский совершенно искренне считал себя новым миссионером, это подтверждают его слова, сказанные сорок лет спустя, в 1981 году: «Бог выбрал меня, чтобы я увидел то, что увидел, и засвидетельствовал это».

В Польше Карский работал под началом генерала Ровецкого, верховного главнокомандующего Союза вооруженной борьбы, внутренних вооруженных сил Сопротивления, переименованных в феврале 1942 года в АК — Армию Крайову (то есть Отечественную армию)