Я – убийца - страница 10
– Нам остается лишь молиться, чтобы Штерн не выяснил, что его снимали. – Он указал на стену за своей спиной. – Этот тип один из самых компетентных адвокатов в городе.
– И вероятно, убийца, – добавил Хертцлих.
– Да вы сами в это не верите! – Энглер сглотнул и быстро прикинул в уме, в какую дежурную аптеку можно заскочить по пути домой. Ему срочно нужен какой-нибудь обезболивающий спрей для горла.
– У парня IQ выше, чем Эверест. Он не идиот, чтобы привести нас к трупу человека, которого сам же и убил.
– Именно, и это может быть хитрый ход. – Начальник комиссариата приподнял тяжелые очки, чтобы потереть блестящие крылья носа, на которых остались отпечатки от оправы. Энглер не помнил, чтобы хоть раз видел глаза своего шефа. В полицейском отделении делали ставки, что он даже в кровать ложится с этим чудовищем на носу.
– Возможно, он к тому же свихнулся, – вслух размышлял Хертцлих, обратясь в сторону Брандмана. – В любом случае история с этим мальчиком кажется мне не вполне… здоровой.
– Он производит впечатление психически неуравновешенного человека, – согласился психолог.
Энглер закатил глаза.
– Повторяю: мы теряем время не на того человека.
Хертцлих удивленно повернулся к нему:
– Я думал, вы терпеть его не можете.
– Да, Штерн сволочь. Но не убийца.
– Что вам это подсказывает?
– Двадцать три года опыта. У меня на такое нюх.
– Ну да, мы видим, как хорошо он сегодня работает.
Хертцлих единственный рассмеялся над своей шуткой, и Энглер отдал должное Брандману, что тот еще не полностью подпал под влияние начальника комиссариата. Но, к сожалению, уже не успел обосновать, почему Роберт Штерн неспособен зарубить человека топором. Неожиданно из носа ручьями хлынула кровь. Когда целлюлозный носовой платок окрасился в темно-красный цвет, Энглеру пришлось снова закинуть голову.
– А, неужели снова…
Хертцлих недоверчиво разглядывал его.
– До этого я думал, что носовое кровотечение – часть шоу. В таком случае вы вообще в состоянии вести расследование?
– Да, это просто небольшой насморк. Ничего страшного.
Он оторвал от носового платка две чистые полоски, скрутил их и вставил турундочки в ноздри.
– Уже все в порядке.
– Хорошо. Тогда собирайте команду и приходите ко мне в кабинет через десять минут.
Энглер застонал про себя и посмотрел на часы. Без четверти одиннадцать. Помимо того что ему нездоровилось, он должен срочно выпустить погулять Чарли. Несчастный пес, запертый в маленькой квартире, ждал его уже более десяти часов.
– Не делайте такое лицо, Энглер. Это недолго. Ознакомьтесь с делом. Тогда вы поймете, почему я хочу, чтобы вы продолжали прорабатывать Штерна и задали ему жару.
Энглер взял папку со стола.
– Почему? Что там написано? – крикнул он вслед Хертцлиху, который уже собирался выходить из комнаты для допросов.
– Имя одного знакомого. – Хертцлих обернулся. – Теперь мы знаем, кто жертва.
6
На следующий день, когда в двенадцатом часу ночи Штерн переступил порог своей виллы, его отвлек печальный голос на автоответчике. За прошедшие сутки Карина много раз пыталась дозвониться, но оставила одно-единственное сообщение. За это время ее тоже допросили, а сегодня утром главврач временно отправил Карину в отпуск.
– У Симона все хорошо. Он спрашивает о тебе. Боюсь, теперь у тебя два клиента, которым нужен адвокат, – устало пошутила она. – Они правда могут прицепиться к тому, что я увезла Симона из больницы? – Карина нервно засмеялась и положила трубку.
Штерн два раза нажал на семерку и удалил сообщение. Он перезвонит ей завтра, в субботу. Если вообще перезвонит, потому что больше не хотел иметь со всей этой историей никакого дела. У него и так проблем по горло.
Не снимая пальто, Штерн прошел с почтой под мышкой в гостиную. Включив ненадолго свет, он оглядел комнату, которая выглядела так, словно до него здесь уже побывала организованная банда воров и вывезла на грузовике всю дорогую мебель и ценные предметы. На мгновение Штерн застыл на месте, потом выключил свет, который напоминал ему о том убогом помещении, где вчера его допрашивали Энглер и Брандман. После всех событий этой недели он мог вынести вид собственного запущенного жилища только в полутьме.