Я, верховный - страница 64

Я оделся, пренебрегая его помощью. Лекарь жестикулировал, размахивал руками, обнимал воздух, желая поддержать призрак. Не я, а он чуть не рухнул наземь. Мы перешли в кабинет. Я написал записку Бонплану[118]. Отправьте ее в Сан-Борхе, если он еще там. Пошлите гонца, не столько скорого на руку, сколько легкого на ногу. И чтобы одна нога здесь — другая там. Лекарства француза по крайней мере успокаивали меня в былые годы. А вот ваши травы контрабандой протаскивают недомогания. Разве они помогли мне от военной подагры и штатского геморроя? А, сеньор лейб-медик? Вот то-то и оно. Легко ли день-деньской держать на весу то ногу, то ягодицы, стараясь уподобиться бесплотным ангелам, не испытывающим силы тяготения. По вашей милости вечность поглотит меня лежащим на боку.

Ваши отвары и настои уже не могут ухудшить мое состояние. Но они и нс излечат моих внутренностей, как бы оторвавшихся и висящих в воздухе, наподобие садов Семирамиды. Старые мехи моих легких скрипят, износившись от бесчисленных вдохов и выдохов. Зажатые между ребрами, они простерлись на десять с лишним тысяч квадратных лиг, на сотни тысяч дней. Они вызывали потопы, бури, горячее дыхание пустынь. Ими дышит политическое целое, Государство. Вся страна дышит легкими того, кто есть Он-Я. Простите, Ваше Превосходительство, я не совсем понял ваши слова насчет легких того, кто есть Он-Я. Вы, дон Висенте, так же как другие, никогда ничего не понимаете. Вы не смогли помешать моим легким превратиться в два пыльных мешка. Бедный невежда! Подумать только, что вы станете предком одного из самых выдающихся полководцев нашей страны[119]. Если бы, защищая мое здоровье, вы следовали той же стратегии, что и ваш потомок, который чуть не голыми руками защитил-отвоевал Чако от потомков Боливара, вы бы уже вылечили меня. Тогда вы сделали бы честь своей профессии. Искусство лечить тоже военное искусство. Но в каждой семье есть таланты и бездарности.

Горе-лейб-медик, вы не сумели заткнуть ни одной из дыр, через которые из меня сыплется песок. Вы входите и объявляете: правительство тяжело больно! Вы думаете, я этого не знаю? Мой лейб-медик не только не лечит меня. Он убивает, изо дня в день губит меня. Он приходит ко мне с карканьем, с опасениями по поводу уже излеченной лейб-болезни. Пророчит смертельные кризисы, когда они уже прошли. Точно так же он ведет себя с другими пациентами-умирающими. Часовой, который стоит у моей двери, сегодня утром похоронил мать, жену и двоих детей. Всех их лечили вы. Своими предписаниями вы убили больше людей, чем моровые поветрия. Как и ваши предшественники, Ренггер и Лоншан.

Что касается меня, ученый эскулап, то разве вы не прописывали мне отвары из левой лапы черепахи, мочи ящерицы, печени броненосца, крови, взятой из правого крыла белого голубя? Смехотворные глупости! Знахарство! Чтобы заставить меня съесть улитку, вы с таинственным видом предписываете мне: прикажите поймать дочь земли, лишенную костей и крови, которая ползает, неся свой дом на спине. Прикажите сварить ее. Натощак пейте бульон. Потом ешьте мясо. Если бы мое здоровье зависело от этих несчастных ятитас[120], я бы уже давно вылечился. Колики по-прежнему влюблены в мое нутро. Что вы прописываете по этому случаю? Всего лишь растертый мышиный помет, поджаренный на дровах из бразильского дерева. Неужели вы думаете, что я дам себя отравлять такой дрянью? Я подозреваю, сеньор лейб-медик, что заболеваю от одного вашего присутствия. Когда я вдруг вижу ваши растрепанные космы, ваши седые бакенбарды, ваши очки, поблескивающие в полутьме, ваш огромный череп на тараканьих лапках, я соскакиваю с кровати и бегу в нужник. Я уже не говорю о выражении лица: самодовольная брюзгливость, словно нимбом, окружает вашу громадную голову, приставленную к телу карлика. Настоящий Харон, в любой час плывущий в своей мрачной ладье по глади пола вокруг моего стола и моей кровати.

То же самое было у меня с Ренггером и Лоншаном.

Швейцарские врачи Иоганн Ренггер и Марселей Лоншан в 1818 г. прибыли в Буэнос-Айрес, где завязали дружбу со знаменитым естествоиспытателем Эме Бонпланом. Не предчувствуя, что ждет в Парагвае его самого ввиду неустойчивой политической обстановки в Ла-Плате, французский ученый посоветовал своим молодым друзьям попытать счастья в Парагвае. Путешественники нашли, что «царство террора», каким некоторые рисовали эту страну, на самом деле в своей строгой обособленности настоящий оазис мира. Они были любезно приняты Верховным, который создал им все условия для научных занятий и медицинской практики, несмотря на горький опыт своих отношений с двумя другими европейцами, братьями Робертсонами, которые побывали в Парагвае за несколько лет до того и к которым мы еще вернемся. Пожизненный Диктатор назначил швейцарцев военными врачами в казармы и тюрьмы, где они выполняли также обязанности судебных экспертов. Иоганн Ренггер, которого Верховный называл Хуаном Ренго